– Ты с ней спал?
– Ты достал. Смотри-ка, стих получился. Поехали на корт, закроем тему. Я уже договорился.
– Да или нет? – уперся Крягин. Ему было важно убедиться именно сейчас, сию секунду. Он вдруг удивился своей настырности и тому, насколько это оказалось важно. Даже важнее многолетней дружбы с Юркой.
– Нет. Большими буквами – нет!
– Тогда поехали на корт.
Крягин не успокоился, он затаился. Крохотное подозрение, как прожорливый червяк, легко может испортить большое и крепкое яблоко любви. «Хотя нет. Конечно же, это никакая не любовь! – Леонид Викторович даже ухмыльнулся своему отражению в зеркале, призывая в свидетели абсурдности подобного подозрения. – Просто… они не пара. Ничего личного».
Диана была слишком гордой, слишком независимой и слишком острой на язык. Это был ядовитый кактус на шпильках и роза в хрустале одновременно. К ней невозможно было подступиться, словно девушка была ракитовым кустом посреди минного поля. Крягин холодел при мысли, что она его неправильно поймет, поэтому изо всех сил забирался в кокон упертого бизнесмена, для которого все женщины – либо секретарши, либо партнеры по бизнесу. Проще было облобызать юриста или преподнести кольцо главбуху, чем ей. На почве переизбытка эмоций и чувств у Леонида Викторовича уже развился невроз. Но идти с этой ерундой к психоаналитику Крягин не собирался. Он вообще не доверял врачам, особенно тем, которые дорого брали за прием и норовили навязать длительный курс посещений.
– К атюха, с понедельника начинаем новую жизнь, – объявила Кротова. – Ищем нового мужика.
– Тебе или мне? Или обойдемся одним на двоих – все равно сбегают.
– Надо крепче привязывать, – хохотнула Елизавета.
Они сидели в Катиной кухне и пили чай. Родители уехали на рынок, поэтому можно было спокойно обсудить перспективы, помечтать и просто поплакаться.
– Где их брать-то? – тоскливо вздохнула Катерина.
– Нет, ну у тебя совесть есть? Ладно, у меня в школе – дефицит, как зайцев в пустыне: физрук да географ, и те уже к рукам прибраны! Но у тебя полный офис женихов. Сама говорила, клеятся, рядом ходят.
– Ходят, – уныло подтвердила Катя. – Толку-то? Где любовь?
– Слушай, любовь – как икра. Сначала надо поймать рыбку, потом уже смотреть: есть икра или только пузыри.
– Да я заранее знаю, что пузыри!
– Ну и балда. Мысль материальна. На что настроишься, то и получишь, – Лиза хрустнула сушкой и начала вдохновенно расписывать: – Вот у меня будет молодой, красивый, богатый, заботливый, непьющий…
– Ага. Сейчас твоя мысль обязательно материализуется на моей кухне, – фыркнула Катя. – Таких в природе не бывает.
– Ладно, пусть некрасивый, – уступила Кротова. – На нас двоих вполне будет достаточно моей красоты.
– А то! Я бы даже сказала – с перебором!
– Это ты сейчас меня обидеть пытаешься? – подозрительно нахохлилась Елизавета.
– Вернуть на землю. Чем меньше ждешь от жизни, тем больше получаешь!
– И что? Много ты получила по своей теории? – пошла в атаку Лиза.
– А ты по своей?
– Вот. Золотые слова. Надо нам придумать что-то третье, методом исключения. Что-нибудь реальное.
– Тогда такие варианты, – предложила Катя, быстро переформулировав установки. – На что настроишься, того не получишь. Или ждешь мало, а не получишь вообще ничего.
– Как-то не вдохновляет, – призналась Лиза.
– Зато в полной мере отражает реальное положение вещей, – пригорюнилась Катерина и тоже хрустнула сушкой.
Вечером объявился Саша. Видимо, проспавшись, он свел воедино обрывки воспоминаний, сопоставил их с отсутствием Катиных вещей и забил тревогу.
– Катюха, ты что – серьезно? – недоуменно забубнил он, едва только Катя сняла трубку.
Нельзя сказать, что она ждала его звонка, но и то, как легко бывший жених ее отпустил, пережить было сложно. Чувство, которое осталось, было даже не неудовлетворенностью, а скорее оплеванностью. Катерина ни в коем случае не хотела мириться, но ей не хватало законченности, как в хорошем фильме, чтобы подлец раскаялся, приполз на коленях и постучался лбом об пол. Без этого успокоиться как-то не получалось.
– Абсолютно, – она ощутила настоятельную потребность выговориться. По телефону это сделать было проще, потому что руки тряслись меньше, а по затылку не бегали отвратительные колючие мурашки.
– Да плюнь ты.
– Плюнула.
– Значит, мир?
