Обладатель великой нелепости

осколков; оконное стекло с ледяным скрипом дало извилистую трещину от края до края рамы… Плаксивым резонансом ему ответили хрупкие части разнесенного пулей светильника…

Голубоватый иней расползался от стоп вопящего монстра, наступая на паркет и покрывая его, как ледяное дыхание Снежной Королевы. Воздух комнаты наполнился едким запахом.

Процесс заключительной трансформации входил в полную силу.

И в этот момент Отрыватель голов увидел…

…глазами двенадцатилетнего мальчика Геры старый фотосалон с типичным интерьером и крепившийся на треноге фотокамерой – почти довоенного образца, стоявшей в отделенном от маленькой конторки тяжелой гардиной полутемном помещении для съемок. И фотографа, спрятавшего опущенную голову черной вуалью и настраивающего объектив камеры.

Выпуклая, как единственный глаз циклопа, линза была направлена прямо на мальчика, и, казалось, будто в ее бездонной глубине что-то выжидает удобного момента, чтобы вырваться наружу.

Плохое оно или хорошее, но это все равно очень тревожит мальчика.

Тревожит настолько, что он начинает ощущать подкатывающую теплую тошноту.

Фотограф, мужчина лет за сорок с лысиной, делавшей его немного похожим на профессора (если не замечать его странного цепкого взгляда), вынырнул из-под накидки и сказал:

– Если ты будешь сидеть с таким лицом, то лет эдак через двадцать твои дети решат, что в этой стране было не такое уж и счастливое детство, – он заговорщически подмигнул Гере.

Гера не уловил сути сказанного, но его слух ковырнуло «было». Словно этот странный дядька (а ведь Саня прав – он действительно какой-то странный) мог что-то знать наперед. Но через секунду Гера об этом уже забыл.

– Ты можешь улыбнуться? – спросил фотограф. – Или хотя бы сделать вид, что улыбаешься?

Гера пожал плечами и растянул губы в вымученной улыбке.

– Ну, хотя бы уже не так пасмурно, – оценил фотограф и снова нырнул под темную накидку.

– Так-так… – донесся его голос до Геры. – Не двигайся…

На него опять смотрел стеклянный глаз объектива, черный зрачок которого должен был вот-вот раскрыться. И это родило у мальчика новые неприятные ощущения. Впрочем, «неприятные» – только намек на то, что он в действительности чувствовал. Ему хотелось как можно быстрее закончить съемку – будто входишь с больным зубом в кабинет дантиста и мечтаешь о минуте, когда выйдешь с готовой пломбой. Только это казалось еще хуже – может, из-за абсолютной неизвестности, таящейся в черной, как космос, глубине объектива. Контраст подчеркивали лучи прожекторов, слепившие глаза.

Даже искусственная улыбка долго не продержалась.

– Черт! – фотограф выпрямился, темная накидка одним концом легла ему на плечо. – Ну что опять такое?

– Не знаю… – пробормотал Гера, стараясь без необходимости не смотреть в объектив камеры. А может, – промелькнула мысль, – может, просто не смотреть, когда… Но в том-то и дело: объектив будто притягивал его взгляд какой-то магнетической силой.

– А ты, случаем, не боишься? – Гере показалось, что взгляд фотографа стал по-особому заинтересованным. И еще более цепким.

– Не то чтобы… – начал Гера и смущенно замолчал.

Фотограф подошел к нему и присел на корточки у стула.

– Возникает чувство, будто там… внутри линзы что-то скрывается, да? И если смотреть в момент щелчка, то можно что-то увидеть? Что-то такое, что… – мужчина не договорил и выжидающе смотрел на Геру.

Тот глядел себе под ноги несколько секунд, а затем нехотя кивнул.

(чего он так с тобой возится? и откуда ему известно о…)

– И так всегда? Я имею в виду, когда фотографируешься.

– Кажется, да, – ответил Гера, но на самом деле от подобного вопроса ему стало еще неуютнее.

И в то же время для него было приятной неожиданностью получить возможность поделиться с кем-то старой проблемой, – фотограф оказался первым человеком в его жизни, который серьезно отнесся к его… как это? – фотофобии?

– Только сейчас… – он запнулся и начал краснеть.

(черт! это будет звучать как будто мне не двенадцать лет, а пять!)

– Что? – фотограф смотрел на него совершенно серьезно и без малейшего намека на недоверие или насмешку. Он смотрел на него так, словно действительно понимал, о чем идет речь.

– Этот фотоаппарат такой большой, и у него такой здоровенный объектив…

Фотограф помолчал с минуту, рассматривая бледно-голубой квадрат за спиной мальчика, служивший фоном, а затем перевел взгляд на Геру.

– Вот что я тебе окажу, парень: похоже, ты фьючер.

Из конторки, отгороженной от комнаты для съемок тяжелой бархатистой гардиной, было слышно, как помощник фотографа возвращает какому-то клиенту готовые снимки.

– А что такое фьютчер? – спросил Гера.