их комнаты. Но почему-то от этого было еще печальнее: где-то рядом умирает девушка, и ты ничего не знаешь ни о ней, ни о том, что она вот-вот может умереть, и узнаешь только тогда, когда все уже кончено. Но сейчас, глядя на Барта, который так и пышет здоровьем, трудно думать о смерти.
Она показала ему тоненькую зеленую стрелочку, пробившуюся из луковки гиацинта в горшочке. Они с трепетом смотрели на этот вестник пробуждения жизни, слишком сильно взволнованные, чтоб говорить, взволнованные тем, что именно в это утро, когда зима так властно заявляла о себе, показался зеленый стебелек и напомнил им, что весна вернется снова, а вместе с весной к ней придет освобождение, и они будут вместе. Спрятанная под слоем почвы луковка шевелилась, росла, весной она зацветет.
Когда пришло время уходить, он поцеловал ее легко и нежно, и даже после его ухода ей казалось, что его присутствие согревает холодную, утопавшую в тумане комнату.
Глава 21
На следующий вечер Барт постучал у дверей маленькой квартирки Дорин. У него вошло в привычку заходить к ней время от времени среди недели, чтобы обсудить последние новости о здоровье Джэн. Дорин встретила его у дверей в алом домашнем халате, делавшем ее по-детски юной и легонькой. Волосы у нее были распущены по плечам в непривычном беспорядке.
«А она хорошенькая, — с удивлением подумал Барт, — никогда не замечал этого раньше».
Дорин приняла его приветливо, от ее былой неприязни не осталось и следа.
— Заходи, садись и располагайся как дома. У меня тут страшный беспорядок. Только что помыла голову, итеперь вот пытаюсь волосы высушить у радиатора.
Барт опустился на старый диванчик Джэн и стал наблюдать за Дорин. Воздух в квартирке был тяжелый, из светового колодца проникали запахи канализации, в комнате было жарко от включенного радиатора. Все тут наводило на воспоминания. Ему хотелось жаловаться Дорин на свое одиночество, но у Дорин хватало своих неприятностей, чтобы еще слушать его нытье. Мысль о том, что теперь, когда Джэн так далеко, ему на целом свете и поговорить по-настоящему не с кем, на мгновение повергла его в уныние.
Дорин поднялась и, сняв со спинки стула свое пальто, протянула его к радиатору.
— В такую мерзкую погоду ни за что вещи не высушишь. А мне бы не хотелось плащ покупать.
Она прибрала в комнате и, улыбаясь, повернулась к нему.
— Я тебе сейчас чаю приготовлю. Мне и самой давно уже хочется, да для одной себя лень его готовить было.
Ему нравилось, как ловко и аккуратно она двигается по комнате. Ставит чайник, расставляет чайную посуду. Ему нравилась ее непринужденность, ее дружелюбие. Джэн повезло, что у нее такая сестра.
— Вчера был у Джэн.
Дорин удивленно обернулась с чайником в руке.
— Ну да. У меня несколько часов выдалось свободных после обеда, ну, я вскочил в поезд — и туда.
— Как она выглядит?
— Отлично. Прибавила полтора килограмма.
— О, это чудно, Барт! На будущей неделе у нее будет просвечивание, и тогда уж мы точно узнаем, как идут дела. Я жду не дождусь, пока результаты просвечивания не получу.
— Уверен, что все хорошо будет. Она отлично выглядит, — Барт улыбнулся, вспомнив свою поездку, и протянул ноги поближе к радиатору. — Знаешь, мне все больше и больше нравится эта миссис Карлтон. Джэн просто повезло, что у нее такая соседка.
— Конечно, повезло. Особенно если вспомнить, какие там старые ведьмы попадаются.
— Да, угрюмые тетки, правда?
— В понедельник у них там девушка умерла из крайней комнаты — я видела сообщение в газете.
— Серьезно? А Джэн мне ничего не сказала. Я думал, та поправляется.
Барт почувствовал какое-то смутное беспокойство.
Дорин, присев к столу, налила ему чаю.
— Я рада, что ты у нее побывал. Особенно после этого случая.
— Мне там вчера просто жутко стало. Все окна и двери распахнуты, и туман все ползет, ползет, пока все внутри не заполнит. Я знаю, это полезным считается. Но уж больно мрачный способ лечения. У меня от этого мороз по коже продирает.
— Да. А у меня для тебя приятная новость. Мне сегодня на работе сказали, что я смогу в конце следующей недели часть своего отпуска использовать, и вот я заказала место в пансионе поблизости с санаторием.
— Вот это здорово! А я, может, с тобой на субботу и воскресенье поеду.
— Это будет замечательно. Я не очень-то умею речи произносить, но мне бы хотелось, Барт, чтоб ты знал, как я ценю все, что ты для Джэн сделал и делаешь.
— Бога ради! Не будем начинать все сначала, правда?
— Нет, не будем. Я по отношению к тебе вела себя по-свински вначале, это так. И мне хочется сказать, что я переменила о тебе мнение. По-моему, ты замечательный парень.
— Да брось ты! И мне б не хотелось, чтоб мы тут друг перед другом в комплиментах рассыпались, но я- то ведь тоже знаю, что ты для Джэн делаешь.
— О, это совсем разные вещи! Она моя сестра, и у меня, кроме нее. никого, нас двое осталось, когда отец был убит.
Дорин взглянула на него с необычной нежностью.
— И вот теперь… ты.
— Понимаю, Дорин, и мне очень приятно.
— Но знаешь, иногда меня ужасно мучает мысль, что тебе столько тратить приходится. Расходы просто жуткие.
Он сделал нетерпеливый жест.
— Я знаю, что ты не жалуешься, и это чертовски мило с твоей стороны. И все же факт остается фактом. Я тут до твоего прихода просматривала счета. Вот глянь — счет от аптекаря: за две недели шесть фунтов четыре шиллинга и десять пенсов. Никогда б не подумала, что будет еще столько дополнительных расходов, тем более что я ей туда все, что только можно, привожу!
— Не нужно тебе тратить все свои деньги, ведь тебе еще квартплату за эту дыру целиком приходится вносить.
— Да это я осилю. К тому ж я теперь ко всем сверхурочным работам примазываюсь — тоже кое-что дает. Мне хочется, чтоб Джэн знала, что ей будет куда вернуться после санатория.
Дорин продолжала перебирать счета.
— Да, вот счет из санатория. Семьдесят дней: по шесть гиней за неделю, вычтем отсюда две гинеи за счет фонда здравоохранения. Получается сорок два фунта. О Барт, это просто ужасно! Мне кажется, все- таки надо было ее в бесплатный санаторий устроить.
— И чтоб она еще три или четыре месяца места ждала?
Дорин вздохнула и снова зашелестела счетами.
— Три гинеи за предыдущий пневмоторакс и за этот. Стирка, какой-то там анализ — семь шиллингов и шесть пенсов и, вероятно, еще три гинеи за просвечивание, которое ей сделают на этой неделе. Джэн хотела бросить курить из экономии, но я сказала, что не надо.
— Вот уж ерунда — ведь это у нее сейчас единственное удовольствие.
— Да, но все это слишком дорого, Барт.
Дорин подсчитывала, перебирая счета:
— Сорок два, сорок пять, сорок шесть, сорок девять фунтов. Надо попытаться подыскать что-нибудь другое.
— У меня хватит еще на несколько месяцев. Лишь бы только она поправилась, а на все остальное мне наплевать. Судя же по всему, что говорят, она идет на поправку.
— Это правда. Там просто диву даются, как быстро она выздоравливает, и все же это чертовски дорого.
— Раз Джэн нуждается в лечении, я всегда найду деньги на это. Есть еще жалованье, которое мне задержали, а если на то пошло, то и мое наградное пособие. Но я думаю, она еще до этого поправится.
Он усмехнулся:
