находится армия Аргайла, а с ним не менее шести тысяч человек и тяжелая артиллерия.
Когда мы подошли к городу, генерал разделил нас так же, как при Перте. В центре у нас были ирландцы, на флангах – горцы. Я был на правом фланге, Нэт Гордон – на левом. Джеймс отправил к командующему гарнизоном посланца с белым флагом и велел передать, что разумнее будет перевести в безопасное место женщин и детей, а также больных и стариков. Джеймс уверял, что мы не причиним вреда никому из тех, кто покинет город. Нашего посланца в качестве барабанщика сопровождал паренек, сын одного ирландца.
Роберт замолчал и закрыл глаза рукой.
– Что было дальше, Роберт? – Элизабет погладила мужа по голове.
– Наше предложение отклонили, а когда посланцы пустились в обратный путь, гарнизон открыл огонь и мальчика убили.
Элизабет покачала головой, а Роберт продолжал рассказ о событиях того дня.
– Ирландцев это разозлило невероятно, и остановить их было уже невозможно. Кокитто сказал, что они покарают город, чтобы другим было неповадно. Бальфур тут же вывел свои войска из города. Этот сукин сын был уверен, что нас можно уничтожить вообще без всяких усилий. Они начали обстреливать мой фланг, и Джеймс решил, что коль скоро они хорошо укрепили свой центр, то серьезной атаки следует ждать на левом фланге. Он немедленно усилил позиции Нэта. Бальфур, в точности как Джеймс и ожидал, бросил свою кавалерию на наши ряды. О, Элизабет, если у этих сумасшедших ирландцев чего и не хватает, то отнюдь не храбрости! Они дали кавалерии налететь на себя, потом разомкнули ряды и пропустили врага. Все как приказывал Монтроз. Потом мы повернули и атаковали их. В это время ирландцы прошли вперед и полностью смяли ряды ковенантеров. Те дрогнули и побежали к городу, а ирландцы преследовали их.
Это был настоящий ад... Бой шел совершенно беспорядочно – кровавая рукопашная в каждом доме. Ирландцы не различали, где солдат, где горожанин, – они рубили своими палашами всех без разбора. Остальные наши отряды добрались до города только после того, как с кавалерией было покончено. Мы пытались взять в кольцо как можно больше горожан, чтобы уберечь их от разъяренных ирландцев. Джеймс не мог совладать с ними. Остановить ирландцев не могли даже их командиры, Элистер Мак-Дональд и Магнус О'Кейн. Город был полон трупов. Ирландцы грабили жилые дома и склады, поджигали их. К тому времени, когда мы ушли из города, погибло очень много мирных жителей, – с отчаянием закончил свой рассказ Роберт.
Элизабет вытерла пот с его лба.
– Неужели вы полагали, Роберт, что война – это достойное занятие? – ласково спросила она. – Неужели вы думали, что война – это игра, в которой никого не ранят и не убивают по-настоящему? Нет, Роберт, в любой войне людям ни в чем не повинным приходится страдать наравне с виноватыми. Если бы гибли только виноватые! Но ведь в обществе всегда есть и хорошие, и дурные люди – и невинные будут гибнуть и страдать так же, как и виноватые. Разве убить их – это и значит просто-напросто победить врага? Разве они не такие же шотландцы, Роберт?
Он бросил на нее страдальческий взгляд.
– Именно это – самое невыносимое. Когда я сражался во Франции или против англичан, все было проще и понятней. Боже, лицо Джеймса до сих пор стоит у меня перед глазами! Вы никогда не видели такого страдания! Убийство шотландцев, наших соотечественников, – этот грех лежит на совести и у него, и у меня.
Элизабет с любовью обхватила ладонями его лицо, в глазах ее было сочувствие.
– Людям с совестью не место на войне, Роберт. Мой брат сражается в армии Аргайла. Что, если он падет от удара вашей шпаги?
Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Роберт уткнулся лицом в ее бархатную пышную грудь.
– О Боже, Бет, люби меня! Прощу, люби меня! – проговорил он умоляюще.
Она погладила его по волосам, прижала к груди его голову. И, разрываясь между любовью и ненавистью, наклонилась, поцеловала его и прошептала:
– Вы были правы, милорд. Утром я, конечно же, возненавижу себя.
Глава 15
Свет, отбрасываемый единственным фонарем, горящим в конюшне, рисовал странные силуэты на стене, в то время как два человека склонились над лошадью, лежащей на соломе.
Элизабет откинула прядь волос, выбившуюся из-под ленты, которой она перевязала свои золотистые локоны.
– Держи ей голову, Тимз, – проговорила она, вытирая пот с черной бархатистой шкуры своей кобылки. Кобыла тяжело дышала, ее бока вздымались от напряжения и боли.
Почувствовав, что у лошади начались схватки, Элизабет навалилась на нее сбоку, чтобы удержать – лошадь попыталась встать на ноги.
– Не давай ей подняться, Тимз, держи ее крепче!
Блестящие глаза страдалицы выкатились, схватка повторилась, и Элизабет с ужасом увидела, как показались ноги жеребенка.
– О Боже! Жеребенок идет неправильно!
И она в отчаянии огляделась, ища чего-нибудь, чем она могла бы помочь страдающей лошади.
– Тимз, быстренько. Дай мне вон те вожжи. – Она указала пальцем на стену, где висели вожжи.
Как только Тимз отпустил голову, лошадь опять забилась. Элизабет изо всех сил удерживала испуганное животное, не давая ему встать.
И вдруг случилось чудо: сзади протянулись две сильные руки, чтобы помочь ей. Она удивленно оглянулась и увидела мужа. Несколько мгновений Элизабет смотрела на него, потрясенная и обрадованная, а тем временем Роберт вынул кинжал, быстро разрезал поводья и с улыбкой протянул ей кожаную полоску.
Элизабет быстро связала ноги жеребенка и откинулась назад в полном изнеможении. На лице ее были написаны самые дурные предчувствия. Она чуть не плакала.
– Жеребенка нужно повернуть. Я не уверена, что у меня хватит на это сил.
– Давайте я это сделаю. – Роберт уже закатывал рукава рубашки.
Элизабет не заставила себя упрашивать, уступила ему место, а сама стала придерживать голову лошади.
– Куда, черт подери, подевался Уилл? – раздраженно спросил Роберт.
– Уилл сломал ногу, а Дэвид уехал в замок Лэнгли, – ответила Элизабет.
Тем временем Роберт бережно сложил ножки жеребенка и протолкнул их обратно. Потом с величайшей осторожностью нащупал тело и принялся медленно поворачивать его. Кобыла, испуганная этим вторжением, попыталась подняться, а Элизабет, чтобы успокоить лошадь, принялась шептать ей на ухо:
– Тише, тише, Лисия, девочка моя. При этом она ласково гладила ее.
Через несколько мгновений Роберту удалось повернуть жеребенка, и он начал его тащить. Тимз с изумлением смотрел, как жеребенок, освободившись от почти смертельных тисков, выскользнул из матери, обернутый в блестящую серую оболочку. Ему тут же развязали ножки, потом все отошли от стойла, предоставив новорожденного заботам матери.
Вымыв руки, Роберт обратился к Тимзу:
– Тимз, мальчик мой, не мог бы ты сходить к Ардис и попросить ее, чтобы она меня накормила? Я целый день провел в седле и порядком проголодался.
– Хорошо, милорд.
И Тимз, состроив рожу, тут же выбежал из конюшни.
Роберт и Элизабет остались одни. Молодая женщина стояла, прислонившись к стенке стойла, и горящими глазами наблюдала за кобылой и жеребенком.
– Если вы хотите, сударыня, видеть все как следует, – проговорил Керкленд, – лучше смотреть сверху.
И, взяв ее за руку, он помог ей подняться по лестнице на сеновал.
Элизабет растянулась на животе и стала свидетельницей умилительной сцены, происходящей внизу, в стойле. Лисия старательно обхаживала новорожденного детеныша. Его мокрая шкурка блестела, а кобыла терпеливо облизывала маленькое тельце.
– Разве это не прекрасно, Роберт? – У Элизабет от умиления выступили на глазах слезы.
Роберт лег рядом с женой, положил руку ей на плечо и привлек к себе. Он зарылся носом в ее мягкие волосы, его горячее дыхание согревало ей щеку. Так они лежали долго и смотрели на лошадей.
Кобыла слегка подтолкнула жеребенка, и тот попытался подняться. Элизабет затаила дыхание и схватила Роберта за руку, глядя, как малыш пытается встать на свои длинные тонкие ножки.
Потом она с облегчением выдохнула:
– Удалось! Какой он славный, правда? Одни ноги!
Вместо ответа Роберт хмыкнул. Повернувшись на бок, Элизабет заглянула ему в глаза.
– Разве это не самое замечательное из всего, что вы видели, Роберт?
Керкленд смотрел в ее большие карие глаза. Он ощущал рядом с собой мягкую упругость женского тела и в своем собственном теле почувствовал предательское волнение.
– Нет, любовь моя. Самое замечательное из всего, что я видел, – вот оно, передо мной.
И склонившись, Роберт начал покрывать нежными поцелуями губы и глаза Элизабет. Она тихонько вздохнула, когда губы мужа скользнули к ямке на ее шее. Он принялся расстегивать ее платье, не переставая осыпать градом поцелуев губы и глаза жены. Когда он прильнул к ее груди, Бет тихо застонала.
Она помогла мужу раздеться, тот помог раздеться ей. И вот мягкие изгибы ее тела слились с его твердыми мышцами.
Утолив страсть, Элизабет вытянулась подле мужа, а он уткнулся лицом в ее волосы. Оба были в полном изнеможении, оба задыхались, обоим не хотелось шевелиться.
Когда Роберт наконец отодвинулся, Элизабет поежилась. Без объятий мужа ей стало холодно.
Роберт быстро оделся, затем хотел помочь одеться жене. Почему-то – сама не зная почему – она покраснела.
– Не нужно, Роберт, я могу одеться сама, – смущенно пробормотала Элизабет.
Одеваясь, она чувствовала на себе его взгляд. В конце концов молодая женщина подняла глаза. А Роберт, не говоря ни слова, протянул руку и
