принять яд, который по уставу всегда находился при них. Иммер мог лишить себя жизни и другим путем: произнеся специальную кодовую фразу, взорвать миниатюрную бомбу, имплантированную в тело. Многим уже пришлось пойти на это, а сейчас подобная перспектива открывалась перед Даблдэй.
— Наверно, она — настоящее чудовище! — обронила Блондинка.
— Кто? — не понял Длинный.
— Эта Даблдэй, кто же еще! Она должна была убить себя!
— Мы тоже когда-нибудь столкнемся с таким выбором, — заметил Дунски.
— Надеюсь, никто из нас не поведет себя так, как Даблдэй! — произнесла Блондинка.
— Полагаю, никого из нас не вынудят к этому, — вставила чернявая.
Дунски подумал, хватит ли на это смелости у него. Джеф Кэрд наверняка решился бы на самоубийство. Тингл тоже вполне способен на суицид. А вот отважился ли бы Дунски? Или, если вспомнить о завтра, что сделал бы в критической ситуации Уайт Репп? Наверняка умудрился бы найти в геройской смерти какое-нибудь извращенное наслаждение, удовлетворение наконец… А что другие? Про них ничего определенного он сказать не мог. Слишком далекими казались они ему в этот момент — не реальная плоть, а эктоплазма.
— Нам известно, — объявил Длинный, — что Сник собиралась допросить вас в качестве Тингла, поскольку вы имеете доступ к банку данных Среды, а она намеревалась привлечь себе в помощь несколько таких людей. Вы не единственный, с кем она пыталась наладить контакт. Она вела себя крайне скрытно и, конечно же, не выдала вам свое настоящее задание — сначала она хотела вас проверить. По ее мнению, и вы вполне могли оказаться одним из революционеров. Она не предприняла новых попыток связаться с вами, ибо считала, что вышла на след Даблдэй, однако след этот, как оказалось, не был слишком горячим.
— Ну и любите же вы говорить, — заметил Дунски. — Блондинка по сравнению с вами просто глухонемая.
Длинный, нахмурившись, поднялся.
— Вы что хотите сказать?
— Своих имен вы мне так и не сообщили. Вероятно, на то имеются причины. Но только что вы произнесли имя моего образа из Среды. Довольно глупо. Ум Длинный!
— Длинный?
— Это прозвище, которое я вам дал про себя. Вы тут набрасывались на Блондинку за то, что она будто бы слишком много болтает. Однако она не сказала ничего опасного для нас. А вот вы…
Длинный попытался изобразить улыбку.
— Вы правы. Это действительно глупо с моей стороны. Как-то случайно вырвалось. Тем не менее, я прошу прощения. Больше не позволю себе ничего подобного. Никакого вреда от этого быть не может. Она же, — он указал на Сник, — нас не слышит.
— Ее подсознание вполне может следить за нами. Ученые-органики работают над проблемой извлечения информации из подсознания. Не исключено, что в самом ближайшем будущем они найдут способ, как это делать. Если им действительно это удастся, они смогут проверить допрос и все наши беседы. Все, что Сник слышала, находясь в бессознательном состоянии, станет им известно. Даже то, что она видела в тех случаях, когда глаза ее были открыты, тоже станет их достоянием.
Длинный глубоко вздохнул:
— Зато из мертвеца они уж точно ничего вытянуть не смогут.
Блондинка затаила дыхание, темнокожая женщина уставилась на него широко раскрытыми глазами.
Дунски почувствовал слабость в коленках.
— Вы намекаете на то, что собираетесь убить ее? — наконец прервал он молчание.
Длинный, покусывая губы, взглянул на Сник. Рот ее уже закрылся; казалось, она просто спит. Она действительно красива, отметил про себя Дунски. Прямо этюд в коричневых тонах: нежный и невинный котик-детеныш. И в то же время согласно ее биоданным она была очень мобильна, решительна и изобретательна в преследовании преступников.
— Я не хочу этого делать, — объявил Длинный. — Никогда еще не приходилось убивать. Мне ненавистна даже сама идея убийства. Я думаю, что мог бы пойти на это только в случае абсолютной необходимости, когда никакого другого выхода уже не оставалось бы. Но я никогда не позволю принять это решение за меня, не соглашусь на то, чтобы попытаться уйти от ответственности, переложив решение на начальника. Я…
На секунду Дунски замолчал, почувствовав еще один приступ слабости, который, однако, на сей раз не был вызван решением Длинного. В глазах его вспыхнул яркий свет, и со всех сторон подступило тепло. Хотя это «прерывание» — как иначе описать ту странную волну, отключившую его сознание, и тут же отступившую? — было коротким, он успел все-таки почувствовать огромную любовь к Длинному, хладнокровно обдумывающему убийство, и к Сник, которую скоро могли убить.
Свет, тепло и слабость прошли. Дунски легонько потряс головой, словно хотел стряхнуть с нее капли воды. Что это было?
Он подумал, что Отец Том Зурван на секунду пробился из глубин его сознания, а затем снова растворился где-то вдали. Однако размышлять об этом ему не хотелось. Тот факт, что Зурван оказался в состоянии сделать это, свидетельствовал о его, Дунски, слабости, о том, что барьер, мысленно возведенный им на пути Зурвана, не столь уж надежен. Минутная слабость с неожиданной отчетливостью продемонстрировала ему еще одну бесспорность, которую он с радостью поскорее оттолкнул от себя: те из его персонажей, которые, если смотреть на соответствующие им дни недели, отстояли друг от друга дальше других, душевно оказывались, наоборот, ближе друг другу. Путешествие во времени не всегда происходит в хронологическом порядке.
Что бы ни вызывало в душе Дунски столь странные ощущения, заливающий все свет так или иначе перешел в непрекращающееся мигание.
— Не думаю, что от нее надо избавляться, — произнес Дунски. — Посмотрите, ну что ей известно! Преследовала Кастора, он ударил ее. Проснулась уже в стоунере, вокруг какие-то люди в масках, которые тут же снова лишили ее сознания. Наверняка в ее представлении человек, который оглушил ее второй раз, это тоже Кастор. Она…
— Неужели вы думаете, что Кастор такого же роста и сложения, как я? — спросил Длинный. — Или, может быть, я одет так же, как он?
— Нет, — медленно ответил Дунски, — но она видела вас только мельком, да и дверь наполовину скрывала вас. У нее же нет ни малейших подозрений, что в этом деле замешан кто-то, кроме Кастора. Даже если ее найдут и дестоунируют, что она сможет рассказать властям?
Он остановился, чтобы сглотнуть слюну.
— Да и вообще нужно ли сажать ее в цилиндр? Разве не лучше будет, если завтра ее найдут, хотя подождите, ведь найти ее могут не раньше следующего Четверга.
Он повернулся к Блондинке.
— Сколько еще времени они — Мартин и Банблоссом — пробудут в отпуске?
— Они возвращаются завтра, я имею в виду в свое завтра, то есть в следующий Четверг.
— Значит, до того, как ее обнаружат, у нас есть еще целая неделя, — сказал Дунски, поворачиваясь к Длинному.
— Не у нас, а у вас, — поправил его Длинный. — Остальные еще до наступления полуночи разойдутся по стоунерам.
— Под нами я понимаю всех иммеров, — сказал Дунски. — До того времени мы должны убрать Кастора с дороги. Надо разделаться с ним еще сегодня. А мы тут теряем время с этой Сник. Надо все силы направить на поиски Кастора.
Длинный сверху вниз посмотрел на женщину, которая не проявляла особых признаков волнения. Повернувшись так, чтобы его лучше слышали остальные, он по-прежнему не сводил взгляда с Дунски.
— Вы очень плохо все обдумали, — сказал Длинный. — Вы позволяете своим чувствам заглушить в вас логику, чувство ответственности и ощущения того, что для нас лучше, а что хуже.
— В этом деле Кастор для нас как нельзя кстати. Я говорю о деле Сник. Здешние органики знают, что
