кружочек - была совсем мала, она зачаровала Шрига, ибо он так и продолжал стоять возле покойника, не отрывая от этого кружочка на ладони задумчивого взора, пока притащившийся следом страдалец Джо, не вернул его к действительности, пропищав унылым голосом:
- Чего-нибудь нашел, Джаспер? Ох ты, Боже мой! - поморщился он. Видать, как всегда, свеженькую улику?
- Угу, - буркнул Шриг. - Нечто в этом роде.
- А, это хорошо. О Господи, помилуй! Уже рассвет, а смена не идет... Боба Дэнни как не было, так до сих пор и нет. Радикулит вконец замучил... Ох, беда!
- Рассвет, говоришь? Ну, тогда я исчезаю.
- Ладно, Джаспер. Если встретишь моего сменщика, пожалуйста, поторопи его... Меня совсем скрутило... Так поторопишь, да? Ох, проклятущий!
Шриг вышел на улицу. Дождь перестал, и небо на востоке окрасилось первыми лучами солнца. Мрак быстро рассеивался; по угрюмым водам реки, резко преображая тоскливый пейзаж, побежали сияющие блики. Однако не похоже, чтобы рассвет прибавил румянца на щеках Шрига и зажег блеск в глазах. Сыщик стоял, задумчиво глядя на сверкающую воду.
- Вот как оно, значит, - бормотал он, обращаясь к неведомому собеседнику. - Конечно, ты знаешь весьма и даже отнюдь немало! Ты знаешь, Как, и Почему, и Где - ты знаешь все! А что знаю я? Весьма немного! Но зато меня всегда в подобных случаях укрепляет Н-А-Д-Е-Ж-Д-А. Надежда с весьма-а большой заглавной 'Н'!
Произнеся эту речь, Шриг опустил голову и продолжил путь вдоль берега. Он заложил руки за спину и, перехватив сзади трость, по-прежнему погруженный в свои мысли, вытянул губы в беззвучном свисте.
Глава IV,
в которой появляется весьма жалкий персонаж
Тьма и боль... Чувство бессилия и ощущение надвигающегося несчастья... Тошнотворный ужас, охватывающий при попытке вспомнить. И все же он должен, должен вспомнить, если только боль позволит ему думать. Что это было? Что произошло?
Прощальная выпивка, неясно белеющее пятно - приятель, собутыльник?.. Ах да, это некто, с кем он познакомился на корабле. На корабле? Ну да, кажется, он путешествовал на корабле... Он помнил также необъяснимую тяжесть, сонливость, навалившуюся, словно ворох ваты, которая парализовала мышцы и способность мыслить, отняла силы. А потом - меркнущий свет и страшная тьма, и ужас, пришедший из ночи... И в том ночном кошмаре он лежал бессильный, беспомощный, лишь смутно сознавая, что тут творится зло... Расплывчатые жуткие призраки... Кто-то боролся - вяло, безнадежно - не он ли сам? И дикий крик, так резко оборвавшийся - не его ли? - после страшного, сокрушительного удара... Дальше - пустота. Или, стоп! Он вспомнил внезапный ожог ледяной водой, свой отчаянный рывок и лихорадочную, полуобморочную борьбу за жизнь... И снова тьма. Потом - чавкающий ил, скользкие черные бревна, карабканье наверх... Крысиная возня и мерзкий писк. Они везде, следят за ним горящими угольками глаз из всех углов и темных закоулков... Но кто он, и где, и кем был тот приятель, с которым пили, - вспомнить было выше сил, хотя он старался, как мог... Голова раскалывается! И всюду эти крысы... подбираются ближе... Черт с ними, с крысами, - это еще не самое ужасное. Он больше ничего не может вспомнить! Имя, например. Как его зовут? Кто он?.. Если бы хоть чуть-чуть отпустила проклятая пульсирующая боль, он, может, и нашел бы ответ на все мучительные вопросы... Кто? Что? Где? Почему?.. А может, это смерть? Он мертв? Тогда смерть еще страшнее, чем он себе представлял...
Кто-то потряс его за плечо, и чей-то голос спросил:
- Ты чего, Джек, заболел?
Значит, Джек!.. Все равно имя звучит, словно чужое.
- Чего ты там мычишь, Джек? Вставай, пора браться за дела!
Собрав всю свою волю, он открыл глаза. Над ним склонилась темная фигура.
- М-м... кажется, я ранен... Больно... очень... По голове... Не помню ничего... Кто, где...
- Ну и разит же от тебя! А ну-ка, дай взгляну!
По полу затопали тяжелые башмаки, чиркнула, ослепив его, спичка.
- А-а, так я и думал! - прорычал голос. - Нашел местечко! А ну, пошел отсюда, бродяга, пес паршивый!
Человек яростно пнул его в бок, потом еще раз, и все пинал и пинал, пока он не ухитрился, вновь призвав на помощь всю свою волю, встать на дрожащие, непослушные ноги и, пошатываясь, выйти вон.
Он брел наугад, спотыкаясь на каждом шагу, и часто останавливался, хватаясь за виски, чтобы не позволить вколачивать в свой череп гвозди.
Значит, Джек... Хотя вроде бы он откликался на другое имя... в другом мире... И в мире том он плыл на корабле... У него был друг, веселый такой парень... Они обедали при свечах, пили вино... очень много вина... А потом эта сонливость и тошнота... и мгла затмила все вокруг... туман... И снова лица - пятна лиц, склонившихся над ним. Внезапно одно из них начинает расти, расти... становится лицом великана... и снова съеживается... превращается в точку... тает... Его назвали Джеком... И все же... если бы он только вспомнил хоть что-нибудь! Удар - будто молния лопнула в мозгу, и раскололась вся вселенная!.. А перед тем - корабль... А после корабля - тьма и кошмары... видения... А сейчас? Сейчас перед глазами пляшут искры света. Вода. Нет сил, пора немного отдохнуть... мутит... Если полежать, то, может быть, головная боль с кошмарами уймутся, дадут ему подумать... и вспомнить.
Скрючившись, обхватив голову руками, сидел он, блуждая воспаленными глазами по гнилой дощатой набережной, по глади бесшумно струящейся реки, потом поднял голову и с мольбой посмотрел на далекий горизонт, окрашенный рассветом.
Неотвязные вопросы преследовали его. Кто? Что? Где? Почему?
Закрыв глаза, он пробовал сосредоточиться, мучительно пытался выбраться из хаоса, царившего в мозгу, стремился вернуться памятью в прошлое, расколотое жестоким ударом, который уничтожил связь времен.
Все замерло вокруг, ни ветерка. Стало так тихо, что теперь ясно слышались негромкое журчание воды и рыбьи всплески. Спокойные, приятные звуки поначалу умиротворяли, но вскоре сидящему на берегу почудилось в них какое-то настойчивое, тревожное бормотание, ворчливые голоса, настойчиво вопрошающие: 'Кто ты? Что ты? Где? И как? И почему?'
Некоторое время он с нарастающим беспокойством прислушивался к ним, стараясь понять, откуда они доносятся - столь же тихие, сколь надоедливые, как вдруг к ним примешались новые звуки... шаги. Шаркающие, неторопливо приближающиеся шаги. С трудом разлепив глаза, он поднял голову. Вдоль берега брел человек, как видно, погруженный в свои мысли. Голова его свешивалась на грудь, был он невысок, но коренаст, и, чувствовалось, очень крепок. Губы он вытянул трубочкой, словно насвистывал. Под мышкой - трость с набалдашником, на ногах - сапоги до колен. Не иначе мирный философ, предающийся размышлениям о бренности мира, или поэт, который вышел в поисках вдохновения на раннюю прогулку.
Но кем бы ни был сей задумчивый мечтатель, он столь глубоко ушел в себя, что явно ничего вокруг не замечал и совершенно не подозревал о двух зловещих личностях, которые все ближе и ближе подкрадывались к нему сзади. Они уже наступали философу на пятки - оборванцы с алчно горящими глазами, и каждый взгляд, каждое движение выдавало их намерения.
Надо скорее предостеречь беспечного незнакомца!
В благородном порыве одинокий свидетель злодейского нападения попытался встать, но не рассчитал свои скудные силы. Боль ослепила его; свет померк, руки и ноги затряслись, а когда перед глазами снова прояснилось, он понял, что опоздал...
В бесшумном и стремительном рывке двое злоумышленников настигли свою жертву. В воздухе мелькнула дубина, и, сраженный подлым ударом, мечтатель, вскинув руки, пошатнулся и упал. Но безымянный герой не сдался. Он наконец утвердился на ногах и, спотыкаясь, с диким воплем бросился на подмогу. Он сам не сознавал, что именно кричал. Оба бандита, уже принявшиеся было потрошить карманы жертвы, оскалились и огрызнулись в ответ, словно дикие звери. Они приготовились дать отпор, но страшный облик противника неожиданно поверг их в трепет, и, по-поросячьи взвизгнув, негодяи, не дожидаясь драки, с воем кинулись наутек.
