Над самой землей проплыли пять трехмоторных «юнкерсов». Флагман развернулся навстречу черному дыму и нацелился на посадку.
— Вот черти! — вслух воскликнул Вайдеман.
«Юнкерсы» садились, тормозя изо всех сил. В конце полосы распахивались дверцы, и автоматчики на ходу спрыгивали на землю, рассыпались цепью, расстреливали тех, кто еще был жив на аэродроме.
Вайдеман повернул свою группу к Ченстохову.
В середине февраля 1940 года на Центральном ипподроме Коссовски встретил Пихта. Тот стоял с группой офицеров из свиты Удета, оглядывал лошадей.
— Крупно играете, лейтенант?
Пихт обнажил в улыбке сверкающие зубы.
— Зигфрид! Затворник! Не знал, что ты тоже играешь на скачках.
— Я здесь редкий гость. К азарту, ты знаешь, не склонен.
— Идешь по следу? Крупная охота? Международная сенсация: шпион-жокей.
— Э, брось.
— Тебе, Зигфрид, надо ставить на темных! — Пихт раскатисто расхохотался. Несколько офицеров заинтересованно обернулись. Коссовски взял Пихта за локоть, отвел в сторону.
— А ты предпочитаешь ставить на гнедых?
— Тайна ставок, господа, тайна ставок. Тебе, Зигфрид, эта масть не нравится?
— Я обожаю гнедых. Но что-то не помню случая, чтобы они забрали все призы. А к тому же жокеи! Мальчишки! Разве это международный класс?
— Ты что-то мрачен сегодня, Зигфрид. Уже успел проиграться?
— Человек, лишь изредка посещающий ипподром, не может позволить себе проигрывать. Я выиграю, как всегда, Пауль!
Ударил гонг. Публика, отхлынув от паддоков, осадила лестницы трибун. Оглушительно наперебой закричали букмекеры.
— Посмотрим, как придут. Твоя седьмая? — спросил Коссовски.
Пихт не ответил. Прильнув к окулярам бинокля, он следил за борьбой на дистанции. К Коссовски подошел офицер в форме люфтваффе, передал конверт. Коссовски быстро пробежал глазами бумагу, сложил ее, небрежно сунул в карман.
— Кстати, Пауль, ты уже слышал? Русские прорвали линию Маннергейма.
— Недолго они возились. Ну, фюрер за барона заступится. Ты куда, Зигфрид?
— Вынужден удалиться. Надеюсь в скором времени увидеться с тобой и продолжить беседу здесь или у нас в министерстве.
— Сказать по правде, не люблю я ваши научные апартаменты. Очень там тихо.
— Зря. Искренне говорю, зря. У нас хорошие ребята. Умницы.
— Дай им бог здоровья. До свидания.
— До свидания. Желаю выиграть.
Уже уходя с ипподрома, Коссовски услышал, как диктор объявил: «Бег на первом месте закончил Алый Цветок».
Зигфрид замешкался, раздумывая, не вернуться ли за выигрышем, но потом подозвал такси и попросил отвезти его на Кайзервильгельмштрассе.
В ночь на 10 мая 1940 года у самолетов 51-й бомбардировочной эскадры были закрашены опознавательные знаки германских люфтваффе. Летчики этой эскадры отличались особым усердием, но даже им не сообщили о цели полета и маршруте. Они вышли из своих казарм в абсолютной темноте, надели парашюты, заняли места в кабинах и по радио доложили о готовности на флагманский корабль командиру эскадры полковнику Иозефу Каммхуберу.[1]
— Превосходно, парни, — сказал Каммхубер (в эскадре он слыл запанибрата). — Держитесь тесней за меня. Навигационных огней не зажигать. Бомбить по моей команде. Я скажу одно слово — «этуаль», по- французски это «звезда». Через пять минут полета поворачиваем обратно.
Взревели моторы. Прожекторы на мгновение осветили взлетную полосу. Самолеты, тяжело груженные бомбами, оторвались от земли. Штурманы догадались, что они летят к границе Франции. На картах они привычно чертили курс, вели счисление по времени и скорости полета, передавали летчикам записки с поправками.
И вот в тишину эфира ворвался веселый голос Каммхубера:
— Этуаль!
Руки привычно легли на рычаги бомболюков. Самолеты подбросило вверх — так бывает всегда, когда они освобождаются от груза бомб. Бомбы понеслись вниз и врезались в крыши спящих домов.
Так погиб немецкий город Фрейбург. Пропагандистский повод к нападению на Францию был обеспечен. Геббельс объявил о злодейском нападении противника на мирный германский город.
В пять часов тридцать минут того же дня танковая группа Клейста ринулась через Люксембург и Арденны на Седан и Амьен к Ла-Маншу. Группа армий фон Бока вторглась в Голландию и Бельгию, отвлекая на себя основные силы французов. Группа армий фон Лееба ударила по линии Мажино.
Через семь дней Петен запросил перемирия. Оно было подписано в том же самом Компьенском лесу в специально привезенном сюда по распоряжению Гитлера салон-вагоне маршала Фоша, в котором совершалась церемония подписания перемирия в 1918 году.
Веяло теплом. С аэродрома в Ле-Бурже Пауль Пихт, прилетевший с генералом Удетом на парад по случаю победы над Францией, сразу же поехал в центр Парижа. Он оставил машину на набережной Сены рядом со знаменитой Эйфелевой башней. В Париже он был всего один раз вскоре после войны в Испании. Но он так много знал об этом городе, что все казалось давно знакомым: и бесчисленные кафе, где беспечные и шумные французы проводили время за чашкой кафе или бутылкой дешевого кислого вина, и развесистые каштаны, посаженные вдоль широких тротуаров, и запах миндаля, и заводик великого авиатора Блерио на берегу Сены, и громадное подземелье Пантеона, освещенное голубым светом, с могилами Вольтера и Руссо, Робеспьера и Жореса, и мрачная тюрьма Консьержери, видевшая смерть Людовика и Марии-Антуанетты, и собор Парижской богоматери с химерами, которые зло и печально смотрели с высоты на плотно текущую толпу.
Пихт всмотрелся в мелькающие лица. Нет, парижане остались парижанами. Война как будто прошла мимо них. Он вступил на подъемник и приказал служителю поднять его наверх. Когда он сошел с лифта на балкон, венчающий Эйфелеву башню, он услышал вой высотных ветров. Парижское небо словно сердилось на чужаков из воинственной северной страны. Башня раскачивалась. Город и далекие окраины казались зыбкими, неустойчивыми, как и пол под ногами, исшарканный миллионами ног.
На верхний балкон башни поднялась группа офицеров. Среди них Пихт увидел Коссовски и начальника отдела в «Форшунгсамте» Эвальда фон Регенбаха.
— Я не замечаю в вашем обществе всемогущего шефа, — пожимая руку, проговорил Регенбах.
— Он уехал с Мильхом в штаб-квартиру фюрера.
— Разве фюрер уже в Париже?
— Нет, но его ждут с часу на час.
— Кстати, Пауль, — вмешался Коссовски. — Ты не видел Вайдемана? Он тоже будет на параде, и Зейц, кстати.
— Вот уж действительно собираются старые друзья, — улыбнулся Пихт.
— Ты где остановился?
— В «Тюдоре».
— Вот как? Там же и мы остановились, и Вайдеман, и Зейц…
В небе послышался гул моторов. Над Парижем в сопровождении «мессершмиттов» пролетел трехмоторный «юнкере». Он заложил вираж, сделал круг, словно накинув петлю на шумный и беспечный город. Это летел Гитлер
