Чем дальше мы отходили от Кизира, подбираясь к водораздельному хребту, тем глубже становился снег. Под действием тепла последних дней он размяк, стал водянистым, и мы буквально плыли. На перевал выбраться так и не удалось. Заночевали в небольшом сыролесье, сохранившемся в вершине перевального ключа. А небо оставалось хмурым, и ветер не стихал. Левка, зарывшись в мох под старым кедром и уткнув морду в хвост, спал.
-- Собака опять непогоду чует: голодная уснула, -- сказал Павел Назарович, поглядывая на потемневшее небо.
И действительно, еще не успел свариться ужин, как на огонь стали падать мокрые пушинки снега. Ночь обещала быть холодной. Шесть толстых бревен, попарно сложенных концами друг на друга, должны были обогревать нас. Я постелил вблизи огня хвойные ветки, положил под голову котомку и, укрывшись плащом, уснул раньше всех.
В полночь меня разбудил холод. Днепровский и Павел Назарович мирно спали. Спины их были завалены снегом, а с той части одежды, которая была обращена к огню, клубился пар. Несмотря на то, что товарищи находились одновременно под действием высокой и низкой температуры и спали в сырой одежде, им было тепло, и они отдыхали.
В десять часов 3 мая мы достигли безымянного перевала водораздельного хребта. Впереди и глубоко внизу Ничка прятала между утесов свой быстрый бег. За ней по горизонту тянулись бесконечные горы. На западе они обрывались первозданными скалами, образующими мрачную вершину Чебулака. Путь к ней лежал через юго-восточный край Шиндинского хребта по бесконечным ущельям, прикрытым пестрой шубой отогретых лесов. Панорама безнадежно уныла: серые полосы обрывов, камни да огромные поля снега.
-- Узнаю, ей-богу, узнаю! -- говорил, волнуясь, Павел Назарович, показывая загрубевшей рукою вперед. -- Видите, клочок тумана -- под ним Дикие озера. А сюда гляньте -- вниз по реке утесы выткнулись, там Ничка с Тумной сливаются. На устье ветхая избушка стоит, еще отцами сложенная, только туда нам далеко, лучше через озера пойдем. А вот видите -- два горба вытыкаются -- это Кубарь. Он почти у истоков Нички, а вишь, как в горах расстояние скрадывает, кажется, будто рядом. Все тут узнал,-- по-детски радуясь, говорил старик.
К Ничке спускались по крутому ключу, забитому размякшим снегом.
Неприятное впечатление оставила у нас эта река. Какая стремительная сила! Сколько буйства в ее потоке, несущемся неудержимо вниз по долине! Неуемные перекаты завалены крупными валунами, всюду на поворотах наносник и карчи. Мы и думать не могли перейти ее вброд. Пришлось сделать плот. Пока Павел Назарович на костре распаривал тальниковые прутья, мы с Прокопием заготовили лес, благо что сухостоя много было на берегу. Связав бревна тальниковыми кольями, мы через три часа были готовы покинуть левый берег Нички.
Время неудержимо летело вперед. Уплывало к горизонту ласковое солнце. Туда спешили разрозненные туча и сдавленная скалами река.
Мы оттолкнулись от берега и, подхваченные течением, понеслись вниз по реке. Я с Прокопием были на гребях, а Павел Назарович, стоя лицом к опасности, строгим взглядом следил за рекою.
-- Берите вправо, камни! -- командовал он.
Плот, отворачивая нос или корму, проносился мимо препятствия.
-- Скала! Гребите влево, разобьет! -- И мы всей силой налегали на весла.
Плот то зарывался в волны, то, скользя, прыгая через камни, бился о крутые берега, а мы с Прокопием все гребли. Наконец, справа показался пологий берег и устье неизвестного ключа. Мы решили прибиться. И вот у последнего поворота плот совсем неожиданно влетел в крутую шиверу. Справа, слева и впереди, словно ожидая добычу, торчали крупные камни. Вода вокруг них пенилась, ревела. Плот, как щепку, бросало из стороны в сторону, било о камни, захлестывало. Но по какой-то случайности обошлось все благополучно. Мы уцелели и уже готовы были благодарить судьбу, как вдруг впереди за утесом мутный поток раскинулся ржавой бездной, за которой, как привидение, вырос взъерошенный наносник. Плот подхватила очередная волна. Блеснула под ними текучая зыбь. До слуха донесся потрясающий крик Павла Назаровича:
-- Залом, бейте влево!..
Старик бросился ко мне, схватил руками гребь, но уже было поздно. Плот с невероятной силой летел к наноснику. Развязка надвигалась. Я выхватил нож и перерезал на Левке ошейник. И все вдруг оборвалось. Смутно помню, как раздался треск, крик, я взлетел в воздух, раскинув руки и ноги, словно летяга, повис на сучке и на какое-то мгновение потерял память, не мог понять, что случилось. Увидел ноги Днепровского, повисшие в воздухе поверх наносника, -- его выбросило далеко вперед. Разбитый плот, приподняв высоко переднюю часть, с тяжелым стоном перевернулся и, ломая греби, исчез под наносником.
-- Помогите! -- послышался сквозь рев бушующей реки человеческий голос.
Только теперь я увидел Павла Назаровича. Держась руками за жердь, висевшую низко над водою, он пытался вскарабкаться на нее, но поток тащил старика под наносник. Он сколько мог работал ногами, пытался приподняться, однако силы покидали его. Пока я добрался до старика, у него сорвалась с жерди рука, и я уже в последний миг поймал его за фуфайку, но вытащить не мог. Старик захлебнулся, отяжелел от намокшей одежды и не показывался из воды. На помощь подполз Днепровский, и мы вдвоем вырвали почти безжизненное тело Павла Назаровича из беснующегося потока.
С его одежды ручьем стекала ледяная вода. Голова безвольно свалилась на плечо. Нижняя челюсть отпала. Из-под полуоткрытых век смотрели обезумевшие глаза, переполненные ужасом. Старик хотел глотнуть воздух, но дико закашлял и, сдавив руками грудь, упал на наносник.
Жизнь медленно возвращалась к нему: вначале наступил озноб, затем сгладились черты лица, он тяжело поднял голову и вдруг что-то вспомнил.
-- Табачок, братцы, намок, -- произнес он хриплым шепотом, доставая из-за пазухи мокрый кисет.
Но разве до табачку было в эту минуту. Мы оттерли ему руки и ноги. Он еле двигался. Поделились с ним сухой одеждой. Как только мы убедились, что Павел Назарович остался цел и невредим, вспомнили про нашего четвероногого спутника, Левку.
-- Неужели он попал под наносник?
-- Левка! Левка! Левка! -- кричал Днепровский.
Звук улетал по реке и терялся в шуме волн. Собаки нигде не было видно. Мы решили, что она погибла.
С нами на наноснике оказалось только два рюкзака, о которых в последнюю минуту вспомнил Прокопий и которые вместе с нами были выброшены на бревна. Рюкзака с теодолитом и части продовольствия, сетки, ружья и двух шапок не было.
Странный остров, на который нас выбросил поток, был сплетен из сотен стволов самой различной толщины и всех пород, какие росли по реке Ничке. Основанием ему служила небольшая мель, теперь покрытая водой. Много лет стоит он там. на главной струе реки, и от напора воды, будто разбитый параличом, дрожит, издавая неприятное гуденье.
Несмотря на всю неприглядность нашего положения, оно не было безнадежным. Мы были даже рады тому, что река выбросила нас на наносник, а не на камни в шивере.
В одном из спасенных рюкзаков оказался топор, -- эта находка окончательно рассеяла зародившееся было сомнение в благополучном исходе нашей переправы. Даже Павел Назарович повеселел и, достав из рюкзака сухой табак, закурил трубку. Мы сразу приступили к поделке нового плота, надеясь все же переправиться на правый берег реки. Но у нас не было ни веревки, ни гвоздей, чтобы связать или скрепить бревна, а тальниковые прутья росли только на берегу. Пришлось отпороть все ремни на рюкзаках, снять пояса и подвязки на ичигах. Но этого не хватало. Тогда пустили в ход белье. Мы готовы были пожертвовать всем, лишь бы скорее покинуть ужасный остров.
Пологий берег, куда мы стремились попасть, начинался метров на четыреста ниже нас и тянулся не более как на полкилометра. Нужно было успеть пересечь реку раньше того места, где кончался пологий берег.
Наш новый плот не был способен выдержать длительное путешествие. Первый же удар о камни грозил отдать нас во власть потока. Помощи было ждать неоткуда. Только риск мог решить дело.
Как только мы оттолкнулись от наносника, течение подхватило плот и стремительно понесло вниз по реке. Мы работали шестами, стараясь изо всех сил тормозить, но сила потока увлекала плот все ниже и ниже. Мелькали камни, шесты то и дело выскакивали из воды, чтобы сделать гигантский прыжок вперед.