В полночь дверь отворилась, и стражники впустили в камеру жрецов разных богов. Они подошли к тем, кто пожелал исповедаться. Это продолжалось около часа; потом жрецы ушли, а от Лендера по- прежнему не было никаких известий.
Эрик наконец впал в полудрему, хотя то и дело просыпался в панике, с бешено бьющимся сердцем, задыхаясь от подступающего страха.
Вдруг тишину разорвал громкий лязг. Эрик вскочил на ноги и увидел Лендера. Он толчком разбудил Ру, и оба юноши бросились в дальний конец камеры.
Увидев, что Лендер принес с собой, Эрик похолодел. В руках у стряпчего была пара сапог из мягкой кожи с высокими голенищами, свисающими вбок. Это были сапоги для верховой езды, отлично сшитые и искусно украшенные. Эрик понял, почему Лендер принес их сюда.
- Мы должны умереть? - спросил Эрик.
- Да. Час назад принц принял решение, - сказал Лендер, протягивая сапоги сквозь решетку. - Сожалею. Я надеялся, что мне удалось построить убедительную защиту, но мать человека, которого вы убили, - дочь герцога Ранского и пользуется большим влиянием при королевском дворе. Сам король рассматривал ваше дело, и в конце концов вас осудили на смерть. Ничего нельзя было сделать. - Он указал на сапоги, которые отдал Эрику. - Это - последний дар твоего отца; я думал, что тебе захочется носить их хотя бы те несколько часов, что...
- Нас повесят... - прошептал Ру. Эрик протянул сапоги обратно.
- Продайте их, мастер Лендер. Вы говорили, что денег, которые он мне оставил, не хватит на ваш гонорар. Лендер сделал отрицательный жест.
- Нет, я проиграл - и передам твои деньги тому, кого ты назовешь. Мне не за что платить, Эрик.
- Тогда отправьте это золото моей матери в Равенсбург. Она живет в трактире 'Шилохвость', и о ней больше некому позаботиться. Скажите ей, чтобы тратила деньги разумно, поскольку я уже никогда не смогу ничем ей помочь, - сказал Эрик.
Лендер кивнул:
- Я помолюсь, чтобы боги были милостивы к тебе, Эрик, и к тебе, Руперт. В ваших сердцах нет зла, хотя вы и совершили ужасное дело. - Уходя, он был близок к тому, чтобы разрыдаться.
Эрик поглядел на друга своего детства и ничего не сказал. Да и говорить было нечего. Он сел, стащил свои простые сапоги и натянул новые. Они пришлись ему впору, как будто были пошиты специально на него. Высокие, почти до колен, они облегали ногу как мягкий бархат, а не грубая кожа. Эрик знал, что он за всю жизнь не заработал бы столько, чтобы позволить себе купить или сшить такие.
Он вздохнул. По крайней мере он будет носить их часть дня и успеет пройти в них до виселицы. Ему было жаль только, что не удастся испробовать их на лошади.
Ру безвольно опустился на пол, прижавшись спиной к решетке, и взглянул на Эрика круглыми от страха глазами.
- Что же нам делать? - прошептал он. Эрик попытался ободряюще улыбнуться, но у него вышла лишь кривая гримаса.
- Ждать.
Больше ничего не было сказано.
Глава 8
ВЫБОР
Дверь распахнулась.
Эрик заморгал, удивленный тем, что он все же заснул, провалился в глубокий, почти обморочный сон без сновидений. Вошли стражники, вооруженные до зубов на случай попытки сопротивления, а за ними - тот странный человек, Робер де Лонгвиль, - Эй, собаки! - заорал он, и его голос, похожий на грохот булыжников, хлестнул заключенных словно удар кнута. - Те, кого я назову, выходите и умрите как мужчины! - Он ухмыльнулся и выкрикнул шесть имен, последним из них было имя Ловчилы Тома. Он отпрянул назад, будто хотел спрятаться среди тех, кого должны были повесить во вторую очередь. - Томас Рид! Марш сюда! - скомандовал де Лонгвиль.
Но Ловчила Том притаился за Бигго. Де Лонгвиль кивнул - и двое стражников с обнаженными мечами двинулись вперед. Заключенные расступились, последовала коротая схватка, и стражники выволокли Тома из камеры. Он плакал, умолял о пощаде и вопил всю дорогу до виселицы.
Оставшиеся в камере молчали. Крики Ловчилы затихли, пока обреченных вели по коридорам, затем опять стали громче. Все как один уставились в окно. Осужденных строем вывели во двор - кроме Тома, которого приходилось тащить. Он выл от ужаса, словно пес. Стражники не могли избить его до потери сознания, а по-иному заставить его замолчать было невозможно. Стражники, впрочем, сохраняли невозмутимость: судя по всему, они давно привыкли к таким сценам; ничего, вероятно, думали они, скоро он замолчит навсегда.
Со странной смесью отвращения и умиления Эрик смотрел сквозь решетку, как пять человек медленно поднялись по шести деревянным ступенькам, ведущим на эшафот. Каким-то дальним закоулком своего сознания он понимал, что скоро сам повторит этот путь, но не мог заставить себя поверить в реальность происходящего. Все это происходило не с ним, а с кем-то другим.
Осужденные встали на высокие ящики под петлями, а Тома втащили на то место, где ему предстояло умереть. Он лягался, плевался, норовил ударить стражников, но те держали его крепко. Еще один стражник вскочил на ящик рядом с ним и быстро накинул ему на шею петлю.
Эрик ждал, что сейчас что-нибудь объявят или еще раз зачитают приговор, но Робер де Лонгвиль просто встал перед осужденными, спиной к тем, кто еще оставался в камере, и по двору разнесся его голос:
- Вздернуть их!
Стражники выбили ящики из-под ног осужденных; один из них осел в обмороке, услышав команду де Лонгвиля, и по его ящику пришлось ударить дважды. Вой Ловчилы Тома резко оборвался.
Зрелище, развернувшееся перед глазами Эрика, заставило сжаться его желудок: трое повешенных сразу обмякли - верный признак, что веревки сломали им шеи, - но двое умирали мучительно долго, медленно задыхаясь в петлях. Одним из них был Ловчила Том. Он извивался в петле и дергался, ударил стражника пяткой, и Бигго сказал:
- Должны были бы догадаться связать ему ноги. Нельзя лишать человека достоинства.
Ру стоял рядом с Эриком, и по его щекам катились слезы ужаса.
- Достоинства? - переспросил он.
- А что еще остается сейчас человеку, парень? Человек приходит в мир голым и таким же уходит. Одежда на теле ничего не значит. Он наг в душе. Но храбрость и достоинство чего-нибудь да стоят, я думаю. Может быть, для кого-то эти слова - пустой звук, но однажды, как знать, один из этих стражников вдруг скажет своей жене: 'Помню, как-то раз вешали мы одного здоровяка; он знал, как умирать'.
Эрик не отрывал глаз от Ловчилы. Том дергался и брыкался, потом по его телу прошла судорога, и он повис неподвижно. Казалось, прошла вечность, прежде чем Робер де Лонгвиль махнул рукой и скомандовал:
- Снять их!
Солдаты обрезали веревки и снесли трупы вниз; другие солдаты тем временем торопливо прикрепили новые петли.
Внезапно Эрик осознал, что сейчас они придут за ним; у него подогнулись колени. Чтобы устоять на ногах, он оперся о стену. Я в последний раз касаюсь рукой камня, мелькнуло у него в голове. Робер де Лонгвиль выстроил стражников и повел их назад. Отряд пропал из поля зрения заключенных, но шаги его были слышны. Они приближались - сначала по двору, потом по коридору, - и Эрик то страстно желал, чтобы все поскорее кончилось, то мечтал, чтобы стражники никогда бы не приходили. Он изо всех сил вдавил ладонь в шершавую стену, словно надеясь, что ощущение надежного камня может отсрочить смерть.
Отворилась дверь, ведущая в коридор, потом - в камеру, и де Лонгвиль начал выкликать имена. Ру
