- Я не могу спать в собственном дерьме, - сказал Эрик. Он снял сапоги и штаны, отнес их к отхожему месту и отчистил, как мог, не пожалев для этого даже немного воды для питья.
Когда он опять натянул штаны, они были по-прежнему грязными, да теперь еще и мокрыми - но он почувствовал себя лучше уже потому, что постарался это сделать.
Билли Гудвин последовал его примеру, а Ру забился в угол и обхватил себя руками, хотя ночь была достаточно теплой. Эрик понимал, что его друг охвачен таким внутренним холодом, который не в силах был бы отогнать никакой огонь.
Эрик улегся на спину, чувствуя, к собственному удивлению, как его охватывает теплая усталость, словно после хорошего рабочего дня; но он не успел задуматься над тем, откуда взялось это неуместное ощущение, потому что сразу уснул.
- Подъем, засранцы! - заорал де Лонгвиль, и заключенные зашевелились. Камера внезапно взорвалась грохотом - стражники принялись стучать щитами по решеткам и кричать:
- Подъем!
- Живо!
Эрик вскочил, даже не успев проснуться. Ру уже был на ногах и стоял, моргая и щурясь, словно сова, попавшая в луч лампы.
Дверь камеры открылась, и заключенным было приказано выходить. Они выстроились в коридоре в том же порядке, в котором вчера шли на эшафот, и молча ждали, что будет дальше.
- Когда я скомандую 'направо', вы как один повернетесь лицом к этой двери. Ясно? - Последнее слово прозвучало уже как команда.
- Напра.., во!
Заключенные повернулись, шаркая, как старики: кандалы не позволяли им высоко поднимать ноги. Дверь в конце коридора открылась, и де Лонгвиль сказал:
- Когда я скомандую 'марш', начнете движение с левой ноги. - Он указал на стражника с нашивкой капрала на шлеме. - Вы пойдете за ним, сохраняя строй, и любой, кто потеряет место в строю, через минуту окажется на виселице. Вам ясно?
- Да, сержант де Лонгвиль! - прокричали заключенные.
- Шагом.., марш!
Билли Гудвин, который возглавлял колонну, сделал первый шаг, и стало ясно, что Бигго и Луи не отличают левую ногу от правой; строй моментально превратился в волнистую линию. Так они дошли до капрала, и тот повел их по длинному коридору, ведущему в противоположную сторону от двора, где вчера совершалась казнь. Звеня кандалами, они поднялись по высокой лестнице и оказались непосредственно во дворце. Чиновники и слуги провожали их долгими взглядами, и Эрик смутился, потому что, как и остальные пятеро, был неимоверно грязен и распространял вокруг себя ужасную вонь, от которой его самого мутило.
- Сюда, - показал де Лонгвиль, и Эрик вдруг сообразил, что впервые за два дня он говорит нормальным голосом.
Они вошли в большую комнату, где стояли шесть чанов с горячей водой, каждый в рост человека. Дверь за ними закрылась, и Эрик услышал, как снаружи лязгнул засов. Стражники разомкнули кандалы, и капрал приказал:
- Снимайте ваше тряпье!
Бигго начал было стаскивать с шеи веревку, но де Лонгвиль заорал:
- Свинья, не смей ее трогать! Вы - покойники, и веревки не дадут вам об этом забыть. Снимайте все остальное!
Заключенные разделись, и мальчик-слуга собрал их одежду.
- На вас желают взглянуть важные персоны, - сказал де Лонгвиль, - и я не могу позволить, чтобы вы провоняли им весь дворец. Мне-то наплевать, я низкорожденный, как и вы, свиньи, и не привык нежничать, но другие к этому непривычны. - Он махнул рукой, и мальчики в ливреях, похватав ведра, без предупреждения окатили горячей мыльной водой Бигго и Билли, а потом побежали к чанам за новой порцией. - Мойтесь! - скомандовал де Лонгвиль. - Я хочу, чтобы вы были чистыми, как младенцы!
После того как заключенные соскребли с себя недельный слой грязи, им смазали волосы мазью от вшей, такой едкой, что Эрику показалось, что он прямо сейчас облысеет. Но этого не случилось, и когда с мытьем было покончено, Эрик почувствовал себя так, словно и вправду заново родился. Таким чистым он не был с того вечера накануне убийства Стефана.
Он взглянул на Ру, и тот в ответ кивнул ему и даже выдавил из себя жалкое подобие своей прежней улыбки. Вода капала с мокрой петли у него на шее, он дрожал и обхватил себя руками, чтобы согреться. На теле у Ру почти не было волос, и Эрик поразился, до чего он похож на ребенка.
Заключенным принесли одежду - простые серые рубашки и такие же штаны, а Эрику, как и остальным, у кого была обувь, ее вернули. Бигго и Билли ходили босыми.
Они построились, и де Лонгвиль придирчиво осмотрел каждого.
- Вам разрешается на некоторое время снять кандалы: у тех, кому вас покажут, тонкая натура, им будет не по себе от звона и вида цепей. Но сначала у меня есть к вам кое-какое дело, - сказал он.
Капрал отвел их в маленький дворик. По верху стены стояли арбалетчики, а между ними, через пять человек, - лучники с большими луками.
- Эти ребята там, наверху, - застрельщики, - сказал де Лонгвиль. - За сотню ярдов могут попасть в воробья. Они приглядят, чтобы во время предстоящего вам небольшого урока вы вели себя как полагается. - Он подал знак, и стражник протянул ему меч. - Ну что, подонки, кто-нибудь из вас знает, как этим пользоваться?
Заключенные молча переглянулись.
- Ну-ка, давай ты! - рявкнул де Лонгвиль в лицо Луи де Савоне.
- Я умею обращаться с мечом, сержант, - тихо предупредил тот.
Де Лонгвиль взял меч за лезвие и протянул его Савоне рукояткой вперед.
- Тогда договоримся так. Достань меня клинком - и выйдешь из дворца свободным человеком.
Де Савона помедлил, огляделся, и, отрицательно покачав головой, бросил меч на землю.
- Поднять! - взревел де Лонгвиль. - Когда надо будет что-нибудь положить, я тебе прикажу! Бери этот меч и нападай на меня, иначе я прикажу этому парню, - он указал на одного из застрельщиков, - насадить твой череп на метровую спицу. Понял?
- В любом случае я мертвец, - пожал плечами де Савона.
Де Лонгвиль подошел вплотную к высокому родезанцу:
- Ты что, мне не веришь? - заорал он. - Я сказал, что если убьешь меня, станешь свободным человеком! - Де Савона ничего не ответил, и де Лонгвиль отвесил ему пощечину:
- Ты называешь меня лжецом?
Луи стремительно нагнулся, схватил меч, и, выпрямляясь, сделал выпад. Но де Лонгвиль с легкостью парировал, и внезапно Савона оказался на коленях, а де Лонгвиль - у него за спиной, туго затянув на шее у родезанца петлю. Луи хрипел, стараясь набрать побольше воздуха, а де Лонгвиль тем временем говорил:
- Я хочу, чтобы вы твердо усвоили: любой человек, которого вы встретите с этого момента, лучше вас. Каждый может обезоружить вас, словно детишек. Каждый побывал во многих боях, и каждый имеет право любому из вас перерезать глотку, задушить, затоптать до смерти и вообще убить любым понравившимся ему способом, если вы вздумаете хотя бы пукнуть без моего разрешения. Ясно?
Заключенные что-то невнятно забормотали, и он проорал:
- Не слышу! - Де Савона начал багроветь. - Если он сдохнет до того, как я вас услышу, вас всех повесят.
- Да, сержант де Лонгвиль! - крикнули заключенные, и де Лонгвиль ослабил петлю. Родезанец рухнул в песок и с минуту лежал, жадно глотая воздух. Потом он встал и, пошатываясь, занял свое место в строю.
- Помните, каждый человек, которого вы встретите с этой минуты, - ваш командир.
Де Лонгвиль отдал приказ, и капрал повел заключенных обратно во дворец, во внутренние покои. Их
