молодости, — только вот «я знаю, что анализ без желания пациента вызывает антагонизм».
Он позировал без особого терпения молодому скульптору Оскару Немону, которого привел к нему Федерн, «обычно на редкость неспособный открывать непризнанных гениев». Немон был «сухопарым художником с козлиной бородкой» и «восточнославянским евреем», что явно не свидетельствовало в его пользу. Он сделал «из глины — как Господь Бог» голову, которая, как Фрейд вынужден был признать, оказалась «удивительно похожей». Служанка Фрейда пожаловалась, что он выглядит слишком злым. «Но я и есть злой, — отвечал Фрейд. — Я зол на человечество».
Уверенность в будущем пропала. После «Кредитанштальта» лопнули другие банки, издательские дела оказались под угрозой, хотя все обошлось. Гитлер, которому запретили въезд в Австрию, тайком проник в Вену в сентябре 1931 года, потому что хотел побывать на кладбище «Двадцатитрехлетняя племянница, с которой у Гитлера была романтическая связь, Гели Раубаль, выстрелила себе в сердце в его мюнхенской квартире 18 сентября. У нее были родственники в Вене, и поэтому тело похоронили там. Гитлер, глубоко огорченный (то ли из-за любви, то ли из страха, что это помешает ему в политике), отважился пересечь границу в своем „Мерседесе“ с машиной охранников позади и отправился в Вену, где положил цветы на ее могилу на центральном кладбище. После этого он приказал водителю проехать мимо Оперного театра на Рингштрассе.». В Вене он сказал местному нацисту, называвшему себя «гауляйтером» города, Альфреду Фрауэнфельду, что не позже 1933 года он завоюет власть в Германии.
30 января 1933 года Фрейд записал в дневнике: «Гитлер — рейхсканцлер», под неправильной датой — 29-го. Национал-социалисты все еще не имели права управлять страной, но президент Германии, престарелый фон Хинденбург (который сказал. «Я уже одной ногой стою в могиле»), наконец дал себя убедить, что только «этот парень Гитлер», которого он презирал, может навести порядок в стране, охваченной политическим хаосом, и сделал его канцлером, главой правительства.
Выборы, последние в Германии правления Гитлера, были проведены в начале марта, и национал- социалисты стали правящей партией. 23 марта Рейхстаг принял акт, дающий Гитлеру диктаторскую власть, и начался переворот против социалистов, евреев и воспоминаний о поражении в 1918 году. Историк Уильям Шайрер писал: «Гитлер уничтожал прошлое со всеми его неудачами и разочарованиями».
Избиения, убийства и аресты стали в Германии обычным делом. В витринах были выставлены фотографии Гитлера, на каждом столбе развевалась его красно-черная свастика. Штурмовики трубили в свои горны, куда бы ни направлялись, даже если просто на сборы старой одежды. В мае власти сожгли книги на символических кострах в Берлине и других университетских городах. Профессора произносили под указку министерства пропаганды патриотические речи, в то время как студенты жгли костры и скандировали обвинения. Работы Фрейда были преданы огню за их «унижающее душу преувеличение инстинктивной жизни». Он оказался в компании, в частности, Томаса Манна, Альберта Эйнштейна, Эптона Синклера, Эмиля Золя, Марселя Пруста и Гавелока Эллиса.
В огонь попали и материалы, украденные из института сексуальной науки Магнуса Хиршфельда. Сам Хиршфельд, как еврей и гомосексуалист, стал удобной мишенью для национал-социалистов, осудивших «декадентство» старого Берлина. Впрочем, некоторые из гомосексуальных пациентов, истории болезни которых хранились в этом здании, как говорят, были нацистами. Это объясняет, почему институтом занялись так скоро. Сам Хиршфельд бежал еще до начала террора.
Многие евреи вскоре последовали его примеру. Вначале спастись было легко. Эрнст и Оливер Фрейды с семьями жили в Берлине. Оливер, невезучий сын, в 1933 году потерял работу. Сначала он отправился в Вену, потом во Францию и наконец в Америку. Эрнст, более сильный по характеру, уехал из страны в качестве архитектора. Ему помогло принять решение то, что он узнал, будто одного из его сыновей в школе называют «Фрейд-еврей». Возможно, речь шла о Клеменсе, которому в то время было девять лет. Он говорил дедушке: «Для меня все было бы по-другому, если бы я был англичанином». И вот он им стал.
Немногие понимали, что на самом деле происходит. Фрейд говорил об Австрии оптимистически. Он считал, что страна движется к правой диктатуре, но доверял Лиге Наций, которая никогда не позволит законного преследования евреев. «Кроме того, — рассуждал он в письме Джонсу, — австрийцы не склонны к немецкой жестокости». Фрейд был прав насчет диктатуры, насчет же всего остального ошибался.
Вероятно, он не был таким оптимистом, как хотел казаться. «Мир превращается в огромную тюрьму», — писал он Марии Бонапарт. К его возмущению, респектабельный австрийский журналист, Людвиг Бауэр, с которым он беседовал в конце 1933 года, написал статью, где Фрейд выглядел беспомощным стариком, трясущимся от страха и непрестанно повторяющим: «Вы думаете, они выгонят меня, вы думаете, они заберут мои книги?» Это был сфабрикованный образ. В ответ на статью Фрейду пришло письмо от швейцарского психиатра, предлагавшего ему безопасное убежище в «Бургхельцли» в Цюрихе, если это поможет ему справиться с депрессией. Это была старая больница Юнга. Без такого утешения Фрейд вполне мог обойтись.
Как ожидалось, австрийский канцлер, Энгельберт Дольфус, упразднил парламент. Демократия окончательно погибла в феврале 1934 года, когда социал-демократы и горстка коммунистов объявили о забастовке, которая превратилась в четыре дня гражданской войны в Вене. Современные дома Карл- МарксХофа, построенные социалистами для рабочих семей, стали крепостью. Эти здания все еще стоят вдоль главной дороги в северном пригороде, недалеко от Бригиттенау, где в мужском общежитии жил Гитлер. Женщины бросали из окон на солдат горящие уголья. Правительство Дольфуса ответило артиллерийским огнем и убило тысячу человек «Ким Филби, который впоследствии стал агентом британской спецслужбы и собирал информацию для русских, говорят, в тот февраль был в Вене и из-за увиденного вступил в коммунистическую партию.». Фрейд писал американской поэтессе Хильде Дулитл (X. Д.), которая была его пациенткой в 1933 году:
Без сомнения, бунтовщики принадлежали к лучшей части населения, хотя их успех был бы очень кратковременным и привел бы к военному вторжению в страну. Кроме того, они были большевиками, а я не вижу спасения в коммунизме. Так что мы не могли симпатизировать ни одной из враждующих сторон.
В Австрию и так почти началось вторжение. Усилилась активность доморощенных нацистов. В мае начались террористические взрывы: на вокзалах, электростанциях, в церквях. Насосную в Ишле тоже взорвали. В правительственных учреждениях использовали бомбы со зловонным газом. Обстановка ухудшалась, и было неизвестно, как отреагирует на это Италия. У итальянцев был свой собственный диктатор, Муссолини, который с подозрением относился к Гитлеру и считал, что Австрия находится в ведении Италии. Они встретились в Италии 14 июня. Фрейд писал Джонсу два дня спустя со своего летнего курорта под Каленбергом, где было красиво, но «жизнью наслаждаться не получается. Фундамент расшатывается». Возможно, в этот же момент «интриган М. в Венеции продает нас королю воров Г.». Но Гитлер заверил Муссолини, что Австрия останется независимой.
Это не спасло Дольфуса, который был убит в своем кабинете 25 июля. Заговорщики действовали недостаточно быстро, и то, что планировалось как нацистское восстание, было подавлено правительством, которое даже повесило некоторых организаторов. Все еще чувствуя себя неуверенно за пределами своей страны, Гитлер отступил, и Австрия начала превращаться в нацистскую страну постепенно. Долгожданный аншлюс пришлось отложить. Венские евреи все еще могли надеяться и ничего не предпринимать.
В Германии было уже небезопасно. Несколько десятков тамошних психоаналитиков начали уезжать при первой возможности. Карен Хорни, которая не была еврейкой, и Ганс Закс, еврей, оба получили приглашение работать в Америке еще до прихода Гитлера к власти. Елена и Феликс Дойч отправились в Америку 1934 года; Макс Эйтингон — в Палестину в 1935 году, несколько месяцев спустя после введения «Нюрнбергских законов», которые поставили евреев вне закона, лишив их немецкого гражданства и запретив брак или сексуальные связи между евреями и арийцами. Фрейдистская диаспора распространилась и на Австралию с Южной Америкой, хотя США всегда наиболее привлекали психоаналитиков.
Джонс в Лондоне все еще мечтал о будущем психоанализа и эти события воспринимал без энтузиазма. В письме Эйтингону, до того как тот эмигрировал, Джонс писал, что «склочные жители Центральной Европы, похоже, сохраняют свои привычки и в других странах» и делают все возможное, чтобы «заразить» их.
Как большинство британцев, он с недоверием относился к иммигрантам. Врачи испытывали особое подозрение, равно как и немногочисленные лондонские аналитики, которые боялись появления новых конкурентов. «Мы не можем создавать пациентов», — писал Джонс. В то же время он нашел работу в
