- Слушай, насчет утра... - он махнул рукой куда-то назад. - Я рад, что все хорошо закончилось.
- Хорошо? - Виноградов представил окровавленный затылок убитого.
- Слушай! Могла вообще быть стрельба... За такие деньги, понял?
- А мальчишка-то тут при чем?
- Он не мальчишка! - Вскинулся Шамиль. - Он - солдат, понял? Он сюда воевать приехал, с оружием,понял? А не в гости...
- Его не спрашивали. Его послали!
- Ну и что?
Конечно, всегда есть выбор. Но... иногда его нет.
- Пленных убивать нельзя.
Шамиль оскалился:
- Да? И бить нельзя? Слушай, и пытать?
- Нельзя.
Машину затрясло на камнях, но собеседники этого не замечали.
Шамиль сорвал с лица очки и почти вплотную приблизился к Виноградову:
- Видишь? Видишь, да?
Уродливый шрам на месте глаза, мертвая кожа...
- Нравится?
- Нет, - честно признал Владимир Александрович.
- Осколок в руку, осколок в грудь и третий - вот сюда... Слушай! Я тогда на похороны отца приехал. Он человек уважаемый был, много народу собралось, даже из других районов. А ваши узнали - и по кладбищу! Сначала накрыли ракетами, а потом уже вертолеты прошлись, понял? Понял?
Виноградов кивнул, но Шамиль даже не обратил на это внимания:
- А знаешь, кто это сделал?
- Нет.
- И я не знаю! - Откачнулся собеседник. - Но наверное, такой же сопляк, как тот, сегодняшний... Может, даже и он сам, а?
Владимир Александрович опустил глаза.
Чертова война! У каждого, кто её пережил, навсегда останется собственная правда, оплаченная своей или чужой кровью.
Ведь сказано: только мертвые сраму не имут.
И еще: не судите, да не судимы будете...
Виноградов выучил много всяких красивых слов, но сейчас все они прозвучали бы некстати.
- Ох, так его душу!
На очередном повороте водитель резко вывернул руль вправо, и Владимира Александровича навалило на соседа:
- Извини.
Шамиль не ответил. Восстановив утраченное равновесие, он сразу же снова надел темные очки и отодвинулся от Виноградова.
Тот тоже поставил между ног оказавшийся на полу чемоданчик, сел поудобнее и принялся разглядывать горы за окнами автомобиля.
- Вы все виноваты... Все.
Виноградов обернулся: в голосе Шамиля больше не было ни злобы, ни истерики. Он говорил так, как рассуждают о чем-то обыденном и уже давным-давно известном, не требующем доказательств.
- И женщины? И дети?
- Да, - собеседник переложил автомат на колени. - Слушай, я до войны, в институте даже хотел жениться на одной москвичке. Но теперь... Ненавижу! Ненавижу вас всех.
Виноградов припомнил вчерашние фотографии на экране телевизора:
- И журналистов? Этих, которые заложники?
- Конечно. Почему нет? - Пожал плечами Шамиль.
- Ну, они же, вроде, друзья ваши. Нет?
Собеседник поправил берет. Потом не спеша, со вкусом и удовольствием произнес одно-единственное слово:
- Дерьмо.
- Неужели?
- Проститутки...
И вообще-то, возразить Владимиру Александровичу было нечего.
... Самошина и Гвоздюка он знал уже довольно давно, чуть ли не с первого дня работы в пресс-службе милицейского Главка. А познакомился майор с ними так же, как с большинством журналистов, пишущих и снимающих на криминальные темы.
В Большом Доме заканчивалось какое-то протокольное мероприятие, уже пошли вопросы с мест - и брошенный в одиночку 'под танк' Виноградов с трудом пытался комментировать для телевидения и газет очередное заявление начальника ГУВД.
- Скажите, майор...
Владимир Александрович отыскал глазами поднятую руку:
- Представьтесь, пожалуйста.
Встал парень - упитанный, розовый, с усиками и бородкой:
- Алексей Самошин, компания ЦРТВ. Скажите, правда ли, что...
Худо-бедно, пресса в конце концов получила свое.
И отправилась по рабочим местам - нагонять строчки для гонорара и в меру способностей монтировать отснятый материал... Но прежде чем Владимир Александрович покинул пустеющий зал, к его столу приблизились двое:
- Послушай, старик! Это мой оператор... Он тут опоздал немного.
Виноградова несколько покоробило такое фамильярное обращение:
- Очень жаль, Алексей... простите, как вас?
На пластиковой карточке не значилось отчества собственного корреспондента ЦРТВ Самошина, поэтому майор запнулся.
- Да ладно тебе! Можно по имени.
- Чем могу помочь? - Владимир Александрович во-время вспомнил старое правило работников пресс- служб: с журналистами, как с малыми детьми, собаками и психически больными нужно обходиться ласково.
- Надо бы ещё раз. Я задам свой вопросик, ты опять ответишь... И нет проблем! Понял?
- Понял? - Повторил вслед за Самохиным верзила с телекамерой на плече.
Фамилия оператора была написана на репортерской карточке: Гвоздюк. Причина же опоздания читалась прямо на лице этого самого Гвоздюка: опухшие веки, красные глаза и запах тяжелого похмелья.
- Поехали, - согласился Виноградов, глянув на часы у двери. - Только быстро!
Потом высокая, худощавая фигура Гвоздюка и бородка Самошина попадались на глаза Владимиру Александровичу постоянно.
Круг журналистов, аккредитованных при ГУВД, достаточно узок, поэтому майор то и дело встречал эту парочку на брифингах и пресс-конференциях руководства Главка, в милицейских рейдах по рынкам, на местах заказных убийств и прочих печальных происшествий, составляющих криминальную хронику города.
Сюжеты, снятые ими, особой оригинальностью и остротой не блистали, но смотрелись не хуже и не лучше других, ежесуточно заполняющих выпуски телевизионных новостей.
Общение Виноградова с ребятами из ЦРТВ носило характер эпизодический и ни к чему не обязывающий. Но примерно через полгода, когда майор уже исполнял обязанности начальника пресс-службы, Самошин заявился прямо к нему в кабинет:
- Слушай, старик... - начал он, двигая по ковру тяжелое кресло для посетителей. - Есть дело.
