вынесенной нелегально из Зоны. Получалось что-то вроде народного промысла... Впрочем, даже капитан Квотерблад считал это неизбежным злом ведь испокон веку, задолго до Посещения, во всем мире жители приграничных районов кормились от контрабандистов. Просто когда-то в цене были золото и шелка, потом - беспошлинный табак с водкой, и, наконец, на смену им пришли всяческие 'черные брызги' и 'вечные батарейки'.
Словом, если бы негр перепродавал добычу заезжим оптовикам, им интересовались бы только местные рэкетиры, да господа полицейские. Но что тут скажешь, если Гуталин, заполучив очередной 'хабар', с риском для жизни лезет в Зону и возвращает все на место? То есть, натурально: дождется темноты, мешок за спину, и - вперед, в 'запретку'.
Зона его, конечно, не трогала - жалела, видать. Но потом ведь еще обратно вернуться надо, через патрули и прочую гадость. А пуля, она Не разбирает, сталкер ты, вроде Пита Болячки, или просто псих ненормальный.
И ведь - не попался ни разу! Все в полиции, от начальника до последнего сопляка-сержанта знали, чем Гуталин занимается, но вот чтобы на месте преступления поймать, с поличным... Ладно бы он раз-другой по пьяной лавочке в Зону слазал. Так ведь нет, почти как на работу ходил! Философию даже какую-то под это дело придумал, идеологию целую.
Но вот это как раз капитана Квотерблада интересовало меньше всего. К моменту Посещения он по праву считался одним из лучших офицеров криминальной полиции, и давно уже приучил себя смотреть на мир только сквозь тяжелые строчки статей Уголовного кодекса.
Справедливости ради следует заметить, что здоровенный негр оказывался в полицейском участке чуть ли не чаще всех в городке. Но в основном - за пьяные дебоши в кабаках и нарушение общественного порядка. Это даже дало капитану формальный повод писать докладную с ходатайством об административной высылке Гуталина куда-нибудь подальше от Зоны, однако вскоре местным жителям запретили эмиграцию, и вопрос отпал сам собой.
Так и вышло, что Гуталин продолжал целыми днями пить, проповедовать, ругаться и затевать потасовки - а по ночам, как и прежде, уходил в 'запретку' с мешком за плечами.
Впрочем, все то, что ему время от времени удавалось вернуть в Зону, нельзя было сравнить даже с каплей воды в океане - ну, много ли 'хабара' закупишь на государственное пособие, да на доходы от случайных заработков? Поговаривали, правда, как всегда в подобных случаях, о неких политических и финансовых группировках, стоящих за спиной полоумного 'проповедника'. Или, например, ходил одно время слушок про то, что Гуталин поигрывает со сталкерами в карты на деньги и даже ворует по мелочам, неофициальных заявлений в полицию не поступало.
- Господин капитан... Господин капитан!
- Чего тебе? - Квотерблад с трудом оторвался от воспоминаний.
- Может, позвать кого-нибудь? Чтобы доктора пригласили, или там...
Наверное, толстяк Эрни был прав - время шло, а огромное черное тело по-прежнему почти не подавало признаков жизни.
- Не знаю.- Капитан прислушался, вытянул руку и пощупал у Гуталина пульс.
Сердце билось, но очень неровно и слабо.
- Подождем! А то еще неизвестно, как лучше...
Толстяк не понял, что имеет в виду Квотерблад, но спорить с соседом по камере не решился. Расправив пошире свой свитер, сохнущий прямо в изголовье, он лег на койку и закрыл глаза:
- Вы только скажите, господин капитан, если что надо будет. Хорошо?
- Ладно. Позову.
А ведь, помнится, Гуталин когда-то любил бывать у толстяка Эрни. Частенько в 'Боржче' вечерами сиживал, да и днем заходил - пропустить стаканчик-другой. То с Ричардом Нунаном, а то и с господином Шухартом...
Хотя в те времена Рэдрика Шухарта никто еще 'господином' не называл - просто Рыжий, Сталкер, или, в крайнем случае, старина Рэд. Это ведь теперь он национальный герой и посмертная знаменитость, а раньше... Раньше ведь, трудно поверить, и про Дика Нунана мало кто слышал.
Между прочим, и Президента республики, самого Креона Мальтийца, судьба свела с Гуталином именно в 'Боржче'! Конечно, в нынешних официальных биографиях этот случай описан совсем по-другому, но капитан хорошо помнил, как все было на самом деле.
Тогда Шухарта только-только освободили из заключения. Отсидел он год всего по первому сроку, устроился в Институт, семью завел, ребенка... Словом, вроде как встал на путь исправления, даже в Зону ходил только официально, по пропуску, а 'хабар' весь сдавал куда следует.
Единственное, что себе позволял - заглянуть с получки или с премии в любимый кабачок, выпить с приятелями.
Ну так вот... По словам толстяка Эрни, в тот исторический день Гуталин с Шухартом нарезались капитально - не то с радости, не то с горя. Сейчас уже и не вспомнить, по какому поводу: то ли кто-то у них там погиб в Институте, то ли, наоборот, невредимым из Зоны вернулся... Чуть не передрались по пьяни, как водится между старыми приятелями, а тут еще какой-то сопляк подваливает: дескать, возьмите меня в дело, хочу быть настоящим сталкером. Вроде вас.
И был это собственной персоной - будущий господин Пожизненный Президент и Верховный Главнокомандующий, а тогда еще просто юный Креон, только что прилетевший с родной своей Мальты за славой и быстрыми деньгами.
Но кому какая судьба выпадет - позже выяснилось, а в тот вечер... Представляете реакцию Гуталина? Он его, конечно, за очередного 'подсадного' принял. Да как даст прямо в ухо! Без всяких там проповедей и разговоров. Потом еще пару раз добавил, для порядка, и совсем уже было хотел выкинуть из 'Боржча', вместе со стулом, но тут Рыжий Шухарт спохватился. Сообразил, видимо, что неприятности с полицией им сейчас ни к чему. Начал деньгами у парня перед носом трясти, сопли распустил, и вообще.
Одним словом, замяли скандал...
Неожиданно для себя и почти неосознанно, капитан Квотерблад наклонился к чернокожему великану. Заставил себя напрячь слух:
- Гуталин?
Ответа, конечно же, не последовало. Но Квотерблад даже не расслышал, а угадал хриплый, раскатистый клекот, прокатившийся где-то глубоко, под ребрами распластанного по койке человека.
В своем углу робко зашевелился Эрнест:
- Что там, господин капитан? Как он?
- Оклемается... Еще нас с тобой переживет.
Толстяк даже не почувствовал двусмысленность прозвучавшей фразы:
- Конечно! Дай ему Бог...
Квотерблад поморщился и опустил края губ:
- Послушай, ты что - еще веришь в Бога?
- А как же иначе,- испугался толстяк.- Разве можно, чтобы...
- Даже после Посещения - веришь?
- Но, господин капитан, вы ведь сами...
- И после всего, что происходит теперь?
- Да, конечно!
Капитан заметил, что собеседник уже не лежит, а сидит, свесив ноги, готовый в любую секунду вскочить и забегать по камере. Прямо, как в первый день после ареста...
- Ладно, все. Успокойся.
Но толстяк будто бы и не слышал:
- Знаете, господин капитан, мы ведь раньше по воскресеньям - обязательно в церковь. Жена, дети... Чтобы все, как положено.
- И бесы веруют.
- Простите, что?
Капитан процитировал:
- Сказано ведь: и бесы веруют - и трепещут.
