страшного сна?' И он, вытянув губы, шаловливо, как ребенок, дунул в широкое лицо отца и хотел сразу вскочить, но ноги еще не слушались его. А жандарм, который наклонился над юношей, увидел, как губы того силятся сложиться в трубочку, будто он собирается подуть. Он увидел, что ноги юноши судорожно дергаются, как ноги подбитого воробья. Он увидел дыру в его черепе, он увидел ручеек воды и крови, который вытекал из отверстия в черепе. 'Значит, с ним все-таки покончено, - подумал жандарм. - От нас никто не уйдет'.
А юноша видел, что отец все стоит, наклонившись над ним, и не двигается с места. 'Знаешь, я очень устал', - сказал юноша виновато. Он попробовал подуть на волосы, которые щекотали ему лоб. И вдруг он задрожал, ему стало холодно. 'У меня, наверное, небольшой жар, - подумал он, - простудился вчера в лесу, на голой земле, в яме, поросшей ежевикой!'
- Принеси мне чаю! - попросил он.
Жандарм опустился рядом с ним на колени,
- Наверняка у него есть вещи, которые могут пригодиться, не пропадать же им, - сказал жандарм сам себе.
- Что ты на меня так смотришь, отец? - спросил молодой солдат.
- Почему у тебя такие большие глаза, отец? - спросил молодой солдат. Он увидел огромный глаз, чудовищный металлический глаз, этот глаз сверкал у отца на груди. И вдруг он громко закричал: 'Отец, берегись, русский здесь! Он стоит у тебя за спиной!
Он поднял кулак! Он убьет тебя! О боже!'
Он увидел, как крестьянин с развевающейся на ветру бородой подходит все ближе и поднимает над головой отца огромный камень.
- Берегись, - закричал он, - беги, беги!
Жандарм увидел, как на губах юноши вздулись пузыри от последнего вздоха.
- Спасайся! - закричал солдат из последних сил.
Жандарм полевой жандармерии Якоб Каумиц увидел, как лопнули пузыри на губах молодого солдата.
- Это же жандарм, - вдруг сказал себе юноша.
Действительность вновь ворвалась в его сознание, как молния. Он ощутил ее, как острый луч, насквозь пронизывающий его мозг, и он закричал от боли.
И, рыча от боли, он увидел прямо над собой лицо жандарма. Это лицо неотвратимо надвигалось на него, неотвратимо, как месть. Молодой солдат увидел белки в приближающихся глазах, и вдруг он увидел, как эти глаза гаснут, и увидел, как жандарм падает.
'Солнце заходит, - подумал он. - Глаза гаснут'.
Что-то сверкнуло, упало, рухнуло, взорвалось, ударило его всей тяжестью - это на его тело обрушился труп жандарма, и металлический нагрудный знак залила кровь.
Лейтенант отбросил в сторону камень, которым он пробил череп жандарма. 'Извини, камрад, - пробормотал он, - но свидетели мне не нужны'. Он снял мундир, фуражку и офицерский ремень и повернулся к молодому солдату. Он оттащил в сторону труп жандарма, расстегнул мундир молодого солдата, приподнял расслабленное тело умирающего, снял с него солдатский мундир и снова бросил труп на землю. Он снял солдатский ремень и фуражку, снял плакатик с надписью: 'Я трус, отказавшийся защищать Германию от варваров', снял с его шеи оборвавшуюся веревку и надел петлю себе на шею. 'Это мне пригодится у русских', - сказал лейтенант сам себе. Он надел на себя форму молодого солдата, она оказалась хороша ему. Потом он вынул бумажник из своего мундира, достал офицерское удостоверение, разорвал его, достал пачку фотографий и их порвал тоже, потом он вырыл яму в рыхлой лесной почве и закопал клочки. Закончив эту работу, он вытащил из мундира, который теперь был на нем, солдатскую книжку молодого солдата и прочитал то, что в ней было записано. 'Антон Шельц', - прочитал он вслух, чтобы запомнить, и молодой солдат, который безмолвно умирал, вдруг услышал свое имя. И он закричал:
'Здесь!' 'Профессия - студент художественной школы', - прочитал лейтенант и пробормотал: - Ну что же, все правильно. Таких типов не жаль!'
- Антон Шельц - я! Здесь! - беззвучно прокричал студент художественной школы.
- 'Родился 18 февраля 1926 года в Бермбахе, в Гарце, - продолжал читать лейтенант, расхаживая взад и вперед, чтобы лучше запомнить. - Антон Шельц, студент художественной школы, родился 18 февраля 1926 года в Бермбахе, в Гарце'. - И, повторяя это, чтобы запомнить, он медленно уходил от высоты и думал при этом: 'Уеду в Аргентину, если не повезет, завербуюсь в Иностранный легион. - И он повторял, запоминая: - Студент художественной школы, Бермбах, Гарц'.
И умирающий видел, как лейтенант уходит, и тогда внезапно, напрягая в последний раз все силы ума и души, он все понял. 'Боже, дай мне еще одну жизнь, я знаю теперь, что я должен делать!' Но тут он почувствовал, что последние силы оставляют его.
Перед его глазами предстала смерть.
- Не хочу! - беззвучно выдохнул он.
- Тебе больше не будет больно, - ответил вкрадчивый голос смерти.
- Я хочу жить! Теперь я знаю, зачем жить! - кричало его сердце.
Смерть встала перед ним, и ее тень, высокая, как вершина самого высокого дерева, скользнула по глазам молодого солдата. Но молодой солдат еще раз пересилил смерть. Тускнеющими глазами он увидел, как лейтенант вошел в лес с его плакатом на груди, с его петлей на шее, с автоматом за спиной, и он увидел, как из леса внезапно вышли русские и как лейтенант с петлей на шее и плакатом на груди заученным движением сорвал автомат с плеча и направил его на русских, и он увидел, как лейтенант упал, и он услышал грохот выстрелов, и он с благодарностью подумал: 'Хорошо!' И тут тень с шорохом надвинулась на него, и со вздохом, погружаясь в ее темноту, молодой девятнадцатилетний солдат умер в богемском лесу, над которым в безоблачном небе сияло майское солнце.
