— Так ты, стало быть, считаешь, что тебе бояться нечего? Что ты, вроде бы, весь чистенький? Ишь ты, однако. А этого не хочешь? — Он неожиданно сделал циничный жест. — Черта лысого. Тебе, брат, тоже ведь не отвертеться. Оба гореть будем, коли что, это уж как пить дать, оба. Ну что ты им скажешь? Что будто бы не знал ничего? Что, мол, ни ухом, ни рылом не ведал, что творилось во взводе? Да кого же ты этим бредом обманешь? Кто тебе поверит? Какой дурак? И ты сам, черт тебя дери, это отлично знаешь. А что до вины, так виноват ты никак не меньше моего. Одной веревочкой мы повязаны. Одной. И гореть вместе будем. Это точно.
— А я так вовсе не считаю…
— Да? Ишь ты какой шустрый. Не считает, вишь ты. А кто тебе поверит, ты об этом подумал?
— Я считаю, что, если дело дойдет до трибунала, там ведь тоже не дураки, разберутся как-нибудь. Да и я молчать не буду.
— Вон ты какой, оказывается! До трибунала! А ты уверен, что если уж действительно дело дойдет, так кто-нибудь из этих червяков поганых не покажет, что ты его избил? И не один раз? А?
— Но ведь я никого из них и пальцем не тронул…
— Ну и что? Какое это имеет значение? И кому это точно известно? Ты ведь «эс-ин», а этого уже достаточно, чтобы считать, что ты мог излупить новобранца. К тому же где это ты слыхал, чтобы вся эта мразь, сапоги несчастные, питали симпатию к нашему брату? Мы ведь для них все одним миром мазаны, все на одну колодку, враги до гроба. И коли уж они почувствуют, что могут насолить кому-то из нас, то уж, поверь, своего шанса ни за что не упустят.
— За что же так?
— Как за что? Сто раз тебе твержу: за то, что мы сержанты-инструкторы, «эс-ины», враги им.
Магвайр минуту помолчал, что-то обдумывая. Мидберри тоже молчал.
— Нет, не открутиться тебе, — снова заговорил штаб-сержант. — Будет после этого рядовой Магвайр, но и рядовой Мидберри тоже будет. Как тебе это нравится? Не очень, видать. А мне и подавно. И этого, парень, я ни за что не допущу. Слишком много сил вложил я в свои нашивки. Уж поверь, так просто я их не отдам. Слышишь, джентльмен? Мистер Мидберри! Не отдам!
Мидберри снова подошел к окну, поглядел в ночную темень. Он не имел права на промедление, на раздумья. Нельзя ждать. Необходимо действовать. Надо немедленно хватать трубку и звонить. Иначе будет уже поздно. Даже если Магвайр прав. Нельзя же, чтобы сержантские нашивки были важнее правды. В ярости он стукнул кулаком по подоконнику. Хоть бы он замолчал, этот Магвайр. Хотя бы на минуту.
— Ты, видно, считаешь, что тебе терять нечего, — продолжал, как бы читая его мысли, штаб- сержант. — А так ли это? Сколько лет ты уже в корпусе?
— А вы что, черт бы вас побрал, этого сами что ли не знаете? Знаете преотлично. И хватит долдонить об этом. Надоело одно и то же с утра до ночи: зеленый! неопытный! неотесанный! Меня от этого уже тошнит. Слышите?!
— Да ладно тебе, ладно, — голос Магвайра звучал примирительно, он вдруг заговорил почти дружеским тоном. — Не ершись. Сядь-ка лучше, не бегай.
Мидберри продолжал стоять у окна.
— Ну что еще? — спросил он, не поворачивая головы. — Говорите, раз начали…
— Да я про то, что вовсе не собираюсь подвести тебя под удар. Хоть парень ты в нашем деле и новый, но вроде бы справляешься неплохо. Правда, в голове у тебя еще много всякого мусора. Насчет того, каким должен быть корпус морской пехоты. Ну, да это не беда. Пройдет со временем. А я против тебя ничего не имею. Парень ты, повторяю, неплохой, в морской пехоте будешь как раз на месте. Только заруби себе на носу — идейки твои здесь вовсе не всем по вкусу приходятся. Эти все твои заскоки. Все законником хочешь быть, только по уставу действовать. Не годится нам это дело, парень. Мы ведь с тобой не начальство. Одно дело, что там начальству в голову взбредет. Понапишут там всякую муть в уставах да инструкциях. А другое дело — жизнь. В жизни ведь не все по уставу получается. И не только у нас, но и у тех, кто эти уставы пишет. Конечно, любой собаке на острове известно (а уж «эс-инам» и подавно), что новобранца не то что бить, а даже пальцем тронуть нельзя. Запрещено напрочь. Так это же по инструкции. А что на самом деле? Девяносто процентов инструкторов лупят эту шваль почем зря. По башкам их, мерзавцев, да так, чтобы навек запомнили. И знаешь почему? Да потому, что без этого никак невозможно. Ей-богу!
Вон как-то в третьем батальоне решили попробовать. Чтобы, мол, солдата ни-ни. И делать все тютелька в тютельку по уставу. Несколько недель эти поганые черви жили там ну просто как у Христа за пазухой. Рай, да и только — ни тебе в морду, никаких других там мер для острастки. Да и казарму для них приготовили — прямо дворец, а не казарма: и светло, и чисто, даже кондиционер поставили, чтобы жарко солдатикам, упаси бог, не было. Мол, уж ставить опыт, так на всю катушку. А что из всего этого получилось? Так знай: ничего, кроме огромной кучи дерьма. Ни один червяк из тех, что там обучались, не умел толком винтовку в руках держать, не говоря уж про стрельбу; строевая выправка — упаси бог, во сне приснится, бегать не умеют, врукопашную — мешки с дерьмом, да и только. Вот тебе и поставили опыт. Ты бы только поглядел на ату поганую кучу ублюдков во время выпускного парада на плацу. Какая-то шайка разбойников с большой дороги, да и только.
Ну, что ты скажешь? Думаешь, погладят по головке за это? Вот то-то же! Весь Пэррис-Айленд тогда за животики держался. Так ведь это на плацу. Тут и посмеяться не грех. А если они в бой пойдут, такие вояки? Что с ними там станется? Пошлют такой батальон в дело, а он и двух шагов сделать не успеет, ляжет костьми в первой же перестрелке. Да их и не жалко, черт с ними. Чем скорее от такого дерьма избавишься, тем лучше. Других ведь они за собой потянут, вот что плохо…
— Да, но кто же…
— Постой, дай закончить. Знаешь, что потом было? Начальство, как псы, накинулось на сержантов из третьего. Давай их топтать. И так, и этак. Они, мол, виноваты, что такое дерьмо подготовили. Ты понял, к чему я речь веду? Вообразил себе, будто эти пижоны в золотых галунах ничего не знают о наших делах и как мы работаем, не ведают, что сержанту для пользы дела приходится и кулаком поработать, и под зад кое- кому дать как следует. Ерунда, дружок. Все они отлично знают. И верят не хуже нашего в то, что если хочешь сделать бойца, так не стесняйся лишний раз дать ему хорошего пинка или съездить по зубам. Червякам это только на пользу. И все это преотлично знают.
Магвайр на минуту остановился. Помолчал. Потом продолжал:
— Вот так-то, друг мой дорогой. Начальству что, у него одна забота, чтобы мы этих желторотиков как следует натаскали, ремеслу нашему обучили бы их. Оно и ставит нам задачу. А мы, стало быть, выполняем. Как мы это делаем — их не касается. Это — наша забота. Начальство ведь всегда должно оставаться в стороне, чистеньким должно быть. Оно вроде бы не велит дубасить эту скотину, таскаться с ней день и ночь по грязи, гонять как Сидорову козу. Оно в чистеньких перчаточках прохаживается в сторонке. Да требует, чтобы все было в лучшем виде. Ну, а уж мы стараемся. Жмем, что есть сил. Всем известно, что ради этого нам другой раз приходится про инструкции забывать, на уставы смотреть сквозь пальцы. Все знают, да только шума не поднимают. Если только какой гад уж очень громко запищит. А пока все тихо, никто не пошевелится. Это, брат, хоть и неписаный, но железный закон.
Зато когда наружу что-нибудь вылезет, тогда сразу все по-другому начинается. Особенно если на стороне вдруг станет известно, кто-нибудь чужой пронюхает. Узнает, что какой-то «эс-ин» дал солдату под зад, и давай орать на всю епархию. Тут уж вони не оберешься. А нам всем уж во как (Магвайр провел ребром ладони по горлу) достанется. Начальству тут уж деться некуда. Оно и давай все на сержантов валить. Расписывает в газетах, какое это все, оказывается, безобразие, от него все, мол, утаили, но теперь-то уж меры будут приняты самые решительные и ничего подобного больше никогда не повторится. Да еще для пущей важности какого-нибудь беднягу сержанта в козлы отпущения определят, все шишки на него свалят, он, видите ли, один во всем виноват. Уж такие-то, брат, спектакли разыгрывают, такие комедии. Цирк, да и только. Смеху не оберешься. И все, главное, довольны. Кроме «эс-инов», разумеется, тем-то уж не до смеху. Они только пинки да подзатыльники хватают со всех сторон — от чужих и от своих. Только держись.
Магвайр подошел к столу, аккуратно положил трубку телефона на рычаг. Мидберри стоял, привалившись спиной к подоконнику. Руки скрестил на груди и спокойно наблюдал, что делает старший. Он отлично понимал, что теперь уже никуда не позвонит и ничего больше не предпримет. Все шло нормально до тех пор, пока Магвайр не вцепился ему в руку. Сила, с которой штаб-сержант схватил его, не только