этому сброду. Надо будет, с Уэйтом и потом посчитаюсь, после выпуска. Конечно, если это будет необходимо. Да только уж я сам решу, когда и где. А не когда этому сброду заблагорассудится. Вот наберусь сил и опыта, тогда и посчитаюсь. Ишь ты, больно умные выискались. Да только и я не дурак. Стану зря силы тратить, когда их надо для дела беречь, к выпуску готовиться. Вот где надо постараться, а не в драке, где всякий дурак может выкладываться. Зато уж как попаду в выпуск, так всем нос утру. Всем этим умникам, я им докажу, куда следует силы употреблять. Тем более что, в общем-то, не в силе дело. Пусть я не такой уж здоровый, да тоже парень не промах. Я в своем деле силен. Какой-нибудь дурак все, знай, в драку лезет, а что толку. Дела-то не знает, пользы не принесет. А я не боюсь: пусть и побьют, так что особенного? С меня как с гуся вода. Давай еще, я жилистый, все выдержу. Меня так просто не сломаешь. Все вытерплю, а своего добьюсь. Главное сейчас — выпуск. Тут я сил уж не пожалею. Вот увидите. Рядовой Адамчик будет в выпуске, чего бы то ни стоило».
23
Сидя один в сержантском клубе, Мидберри снова и снова переживал события прошедшего дня. Он все отчетливее понимал, что, пожалуй, никогда еще за время службы не приближался так близко к грани, за которой был срыв, пропасть, катастрофа, как сегодня.
Почему же все так получилось? Что с ним вообще происходит? Он ведь уже не мальчик, хорошо знает свое дело, старается. Что же тогда мешает ему отдавать все силы только работе и не ломать голову над всякой ерундой? Проще сказать, быть таким, как все, как десятки других сержантов-инструкторов, которых он знает. То, что он молод (во всяком случае, моложе Магвайра), никакой роли в данном случае не играет. Ведь сомнения в том, правильный ли он выбрал путь, начали одолевать его задолго до назначения в этот взвод. Он пытался заглушить их, убеждал себя, что не несет никакой ответственности — все решает начальство, золотые галуны, а он лишь исполняет, что приказано. Но и это не помогало. Снова и снова повторял он себе, что таким, какой он есть, он стал не по своей воле, его сформировал корпус, а он-то уж знает, какие кадры ему нужны. Однако и это не приносило облегчения, и он опять ловил себя на тревожной мысли: что бы ни думали и как бы ни решали другие, он отлично знает, что поступает не так, как следовало бы, все время допускает грубые ошибки и из-за этого постоянно терзается сомнениями. Сейчас ему уже казалось, что он вообще запутался в своих ошибках, что неверен каждый его шаг, каждый поступок.
Взять хотя бы эту унизительную беседу с Уэйтом. Как мог он, сержант-инструктор, позволить новобранцу так вот разговаривать со своим начальником? Да и вообще, какой уважающий себя «эс-ин» допустит, чтобы солдат столь бесцеремонно приперся в сержантскую и начал ни с того ни с сего выкладывать свои претензии? И еще таким тоном, будто следователь на допросе. Взять хотя бы сержанта Кирнана из соседней роты. Да он и близко бы не подпустил к себе этакого болтуна. Или Шрамм, Крэтис, другие «эс-ины». Один только жалкий хлюпик Мидберри может стерпеть подобную наглость. И не только в случае с Уэйтом. Это была последняя капля. А сколько их было до этого? Почитай, с самого первого дня во взводе. Не зря Магвайр предупреждал — доведет он себя до беды! Ох, доведет! Это уж точно.
— Может еще одну, сарж[16]? — спросил бармен.
Мидберри пододвинул бармену пустую кружку. Вытащил из карманчика брелок с ключами, раскрыл ножичек и начал подрезать ноготь на мизинце. Мягко скользнув по полированной поверхности стойки, подъехала пущенная опытной рукой кружка с пивом. Хлопья пены, опадая, свешивались через край, медленно сползали по стенкам и расплывались внизу небольшой лужицей.
— Ну, дерьмо, — прохрипел бармен. Схватив тряпку, он насухо вытер стойку, поставил кружку на сухое. — Извини, сарж…
— Ладно.
— Никого нет. Вот скукотища. Видишь, даже сноровка пропадать начала. — На блестящем черном лице бармена блеснули в улыбке зубы. Облокотившись на стойку, он доверительно склонился к сержанту.
— Все на плацу да стрельбище. Вон как к выпуску готовятся. Некогда и кружечку пропустить… Налить еще?
Мидберри кивнул.
— Это надо же так. — Бармен с явным возмущением оглядел почти пустой зал. — Тьфу, дьявол. Даже словечком перекинуться не с кем…
Мидберри сложил ножичек и вместе с ключами убрал в кармашек брюк. Отхлебнул глоток. Он сидел у стойки, уставившись в полированную крышку и не поднимая головы. На душе было горько и муторно.
Действительно, бармен прав — плохо сегодня здесь. Все оттого, что мало народу. Было бы побольше, этот негр занимался бы своим делом и не лез к нему с дурацкими разговорами. Мидберри вовсе не был расположен к пустой болтовне. Хватит уж, за день наболтался по самую завязку. И еще недели на две вперед. Да и мозгами вертеть тоже надоело. Больше всего на свете ему хотелось побыть одному, посидеть, ни о чем не думая. В полной тишине. И вдрызг пьяным.
— Ну уж и время нынче ползет. Это всегда так, когда словцом переброситься не с кем…
Мидберри поднял голову. Стоявший перед ним бармен с явной тоской глядел на пустые столики, зевал, ковырял зубочисткой в широких, выступавших из-под верхней губы белых зубах. Седоватые ершиком волосы подстрижены как у морских пехотинцев — коротко сверху и почти наголо с висков. И все же за версту видно, что этот парень никогда не служил в морской пехоте. Мидберри узнал его — вольнонаемный писарь, днем сидит за конторкой в гарнизонной лавке, а вечерами здесь подрабатывает.
Он допил пиво, и негр услужливо сразу же снова наполнил ему кружку.
— А дружок ваш сегодня, видать, на службе?
«Дружок»! Это же надо! Мидберри кивнул. «Проще согласиться, — решил он, — нежели пытаться объяснять, кто же они с Магвайром на самом деле». Он снова глотнул пива, почувствовав в желудке какие- то неприятные ощущения. Странно даже слышать, чтобы кто-то додумался назвать Магвайра его дружком. От этой мысли он усмехнулся. Посмотреть бы на, кого-нибудь, кто согласится действительно подружиться с этим чудовищем. Все равно, поди, что попробовать пожать руку вон тем железобетонным воякам, что на постаменте стоят. Ему вдруг представилось, что он лезет на постамент, а там стоит семиметровый Магвайр, литой из бронзы. Мидберри пытается пожать ему руку, а он и не шелохнется.
— Ничего. Одному побыть тоже неплохо. Полезно иногда отключиться маленько.
Мидберри, не поднимая головы, вновь кивнул в знак согласия.
— А работка ведь у вас не мед. Верно?
Мидберри и с этим согласился, не отвечая.
— Я слышал. Ваших ведь много тут бывает. Наслушаешься. Говорят, не мед, я верю. По мне бы, ни за какие коврижки не согласился бы, ей-богу…
Мидберри засмеялся. Он представил себе этого здорового негра почему-то в тропическом обмундировании, с голыми коленками и в инструкторской шляпе. Ну и картинка!
— Я что хочу сказать: до смерти не люблю, когда отвечать надо… И хлопотно, жуть прямо. Ну, на кой черт все это мне? Ни в жизнь бы не справился бы, ей-богу. А вы вот справляетесь. За то вам и уваженье, и почет. Думаете, я не знаю. «Эс-ины» — народ особый, не как другие…
Сержант внимательно поглядел на собеседника. В глазах его даже появился живой интерес к этому человеку.
— И не спорьте, сарж, не спорьте. Это все знают. Вон другой раз бывает — приедут сержанты. Начнут строить из себя бог знает что. А я-то их знаю как облупленных — кто на складе работает, кто в штабе. Пусть такая мразь только попробует привязаться к «эс-ину»! Уж я ему скажу, ей-богу! Эй, парень, скажу, а ну, отвали! Ты ведь ему в подметки не годишься! Дерьмо ты! Ей-богу, скажу, верно, сарж…
Мидберри поднял кружку, поболтал остатки пива, допил. «Вот что надо было бы, — подумал он, — сказать Уэйту. Чтобы знал, с кем дело имеет, щенок. А то скоро совсем тянуть лямку перестанет. Того и гляди, станет что твой Купер, докатится. Ну Купер, правда, такое дерьмо, что с ним и возиться нечего. И не жалко, плевать на него. Магвайр и тут прав, ничего не скажешь. Чего время зря терять с этаким мусором. Не сегодня вылетит, так завтра, какая разница. Непригодный он напрочь, вот и весь сказ. Из такого материала, как ни старайся, никогда бойца не сделаешь». «Не годится он, вот и все, — сказал Магвайр. — Не тянет. Так что лучше всего от него избавиться поскорее. И так вон сколько за уши тянули. А зачем? Не дай бог, попадет такой в бой, сам пропадет, как падаль, и других погубит ни за понюх табаку. Так уж лучше его сейчас в мелкий ремонт спровадить, чтобы потом большой беды не было. Ему же польза — детей не будет, так хоть сам башку сохранит».
