Придется поискать другого учителя; может, удастся нанять кого-нибудь в Сент-Луисе. Теперь, когда со скотокрадами покончено, на передний план могут выйти другие заботы. Он вспомнил свою давнюю мечту о школах, церквах и городах; попытался вызвать в себе былое воодушевление… Наверное, он все еще слишком усталый…
На развилке дороги, откуда можно было направиться прямо в Крэгги-Пойнт, он свернул налево и к середине первой половины дня уже спускался по склону к ранчо Латчера.
Он не думал об этом, пока не доехал до развилки. Он редко вспоминал об Адди в последнюю неделю, да и теперь не мог с уверенностью сказать, что чувствует к ней. Одна половина души вопила, что он не желает видеть ее больше, что, полностью овладев ею, он в ней больше не нуждается. Но другая половина все равно влекла его сюда. Ей тоже надо будет уехать из этих мест — искать новые лица и новые возможности. Он может оплатить ей каюту на пароходе, приняв все меры, чтобы какая-либо связь между ними не бросалась в глаза. Они будут осмотрительны, могут даже изобразить полное безразличие на всем пути до Сент-Луиса, если потребуется; а после этого их поглотит большой город. Представив это, он почувствовал дрожь в руках.
Когда он въехал во двор, ранчо казалось таким же безлюдным, как и школа, но из трубы поднималась струйка дыма. Он спустился с двуколки и постучал в дверь, но никто не ответил. Он постоял, хмурясь. Позвал ее по имени. Его охватила тревога, он свернул за угол дома и подобрался к окну. Сложив руки щитком вокруг глаз, заглянул внутрь. Она лежала на кровати, полностью одетая. Она слышала, как он возится под окном, но и не взглянула в ту сторону. Лишь покачала головой. В лице ее не было никаких чувств, оно было пустым. Можно было бы подумать, что она мертвая, если бы не глаза; они смотрели на него, сквозь него, за него.
— Адди! — позвал он.
Она снова покачала головой. И перевернулась на другой бок, спиной к нему.
Его охватил гнев; хватит уже с него людей, которые поворачиваются к нему спиной — в той или иной форме! Он вернулся к двери и рванул за ручку, но дверь была заперта изнутри на засов. Оглянулся на двуколку. Он потерял время, сделал такой крюк, чтобы заехать сюда…
Он вскочил в двуколку, хлестнул лошадь и понесся вдоль берега к поселку. Скоро он добрался до того места, где они с Грейди Джоунзом и Чарли Фуллером повстречали Клема Латчера. И подумал: интересно, из-за чего Адди отказалась от него — из-за того, что случилось с Клемом, или из-за того, что случилось с Джеком Айвзом? Знать он, конечно, этого не мог, и все же не сомневался: это — из-за Клема.
Он ехал дальше. Когда показался городок, пароход уже стоял у пристани. Он въехал на причал, велел матросу забрать его сундук, а потом поехал к платной конюшне. Там он не задержался, лишь объяснил старому Никобару, что надо сделать. Матрос предупредил его, что они скоро отчалят. Он поторопился обратно на пристань и взбежал по сходням. Поднялся по трапу наверх. Палубный матрос указал ему его каюту. Он вошел внутрь, закрыл за собой дверь и рухнул в кресло. Он чувствовал себя так, будто долго бежал.
Наконец донесся свисток, и пароход задрожал. Его охватило чувство облегчения. Вот он и в пути! Он в пути! В голове промелькнула изумленная мысль: «Так вот что испытывает беглец!» Господи, но от кого же он бежит? От Бака Лэйтропа и Эйба Коттрелла? От Текса Корбина и все угрюмой команды? От Адди? Да кто они такие, что они значат на самом деле в его жизненных планах? Пешки, никчемные люди, приземленные и достойные лишь сожаления!
К нему вернулась былая уверенность; он ведь сделал В только первый шаг! Он подумал о своем детстве в Огайо, о лагерях золотоискателей, о долгих поисках места для ранчо, которое пришлось бы ему по вкусу. Он думал о том, что ему удалось к этому времени создать в голой прерии. Господи Боже, да ведь все его достижения были лишь самыми первыми шагами на долгом, долгом пути, а все остальное пока лежит впереди — и полное осознание его силы, и все плоды его достижений…
И тут дверь распахнулась и в каюту ввалился человек.
Фрум вскочил на ноги, еще не узнав его, потому что Джесс Лаудон, ободранный, изможденный, заросший густой щетиной, был не тем человеком, которого он знал. Лаудон скорее походил на мертвеца, чем на живого человека; он был вынужден вытянуть руку и опереться на стену, но голос его был ясным и четким:
— Фрум, я пришел убить тебя.
И тогда что-то рухнуло у Фрума в душе, и его охватил откровенный ужас. В мозгу забушевали несвязные мысли. Он попытался пролепетать, что Джесс Лаудон может вернуться и снова быть управляющим, или даже партнером, или вообще все что хочет… Он пытался кричать, что он невиновен, что это Грейди Джоунз убил Клема Латчера. Он хотел просить пощады, хотел угрожать. Теперь он знал, что лишало покоя его ночи и от чего он бежал сегодня; теперь он знал, кого он боялся и от кого спасался, — знал, потому что Джесс Лаудон стоял перед ним.
В панике он кинулся на Лаудона и обрушился на него всем весом, сбив с ног. Лаудон схватил его за колени и чуть не опрокинул на пол. Фрум вырвался, выскочил в дверь и помчался на палубу. Он оглянулся и увидел, что Лаудон с трудом поднимается на ноги. На палубе были матросы и грузчики, Фрум заметил синюю с золотом форму офицера. Он закричал, прося этих людей о помощи, но не стал ждать, пока они отзовутся, и побежал вдоль палубы. Лаудон выскочил из каюты и двигался за ним.
Дыхание раздирало глотку Фрума и опаляло грудь. Он увидел воду, близкий берег и поднимающиеся за ним бедленды. Он добежал до кормы и перевесился через борт, твердо убежденный, что рука Лаудона сейчас схватит его за ворот; но, когда он торопливо оглянулся, Лаудон был еще далеко позади. Он уставился на Лаудона; потом повернулся и поглядел на бурлящую речную воду внизу. И наконец сделал выбор; перепрыгнул через ограждение и неуклюже нырнул.
Гром был повсюду. Гром взвихрился вокруг него и замкнулся; казалось, у грома были руки, схватившие Фрума. Он захлебывался и отплевывался в воде, а над ним вздымалось высокой стеной гребное колесо. Оно затягивало его под себя, он пытался сопротивляться и слышал собственный крик, дико молотил руками — и ощущал, как его затягивает в самую сердцевину грома…
21. БЕДЛЕНДЫ
В эти дни масса народу появлялась на «Длинной Девятке» и уезжала. Лаудон, который целыми днями грелся на солнышке на скамейке возле спального барака, видел двуколки, коляски, верховых лошадей, снующих по двору то туда, то сюда. Он потерял счет людям, поднимавшимся по ступеням хозяйского дома со шляпой в руках и положенной скорбью на лице. Побывали здесь Бак Лэйтроп, Эйб Коттрелл и многие другие ранчеры. Появлялись политики из Хелена, чтобы выразить свои соболезнования, люди из Ассоциации скотоводов в Майлесе. А сегодня с утра здесь находились двое юристов при бакенбардах-котлетках, с тяжелыми кожаными портфелями. Они заперлись с Элизабет и просидели больше часа.
И все же во дворе было очень одиноко. Только одна собака на виду да пара лошадей в корале. Команда выехала в прерию на осенние объезды, и Лаудон предпочел бы быть вместе со всеми. В первые дни после возвращения ему нравилось сидеть без дела, впитывая слабое тепло осеннего солнца, спать по утрам, сколько захочется; но теперь, когда он чувствовал себя намного крепче, ему хотелось быть при деле. Доктор из Бентона вчера осмотрел его и сказал, что он уже хоть куда.
Этот самый доктор изрядно обеспокоился, когда в первый день приехал на «Длинную Девятку» осмотреть рану Джесса Лаудона. Рана открылась во время схватки с Фрумом в каюте парохода; и хотя пароходные служащие перевязали его, прежде чем спустить на берег на первой же дровяной пристани, но не было у них в пальцах того умения и понимания, что имел Айк Никобар. Во всяком случае, они сделали, что могли. Они не считали его виновным в том, что случилось с Фрумом. Сам капитан находился на машинной палубе, когда Фрум кинулся за борт; он видел, что в это время Лаудон не приблизился к Фруму и на длину лассо.
— Если я буду нужен вам, чтобы дать свидетельские показания о случившемся, — сказал он Лаудону при расставании, — так я вернусь сюда весной.
Боже, но ведь все это могло вновь обрушиться на Лаудона в любой момент. Сейчас, когда он сидел на солнышке посреди тихого двора, ему даже не надо было закрывать глаза, чтобы увидеть Фрума на фоне палубного ограждения… вот он замер, собираясь с мыслями, вот он прыгает… Казалось, будто после этого пароход вздрогнул, колесо пропустило удар или два. Он вспомнил, как закрыл руками лицо, хотя никак не
