тесный контакт, так что животное воспринимает его как особь собственного вида, и это позволяет ему совсем иным способом проникнуть в глубины психики данного вида. Оба метода вполне оправданы, оба имеют свои преимущества и свои недостатки, оба допускают возможность всяческих вариантов и комбинаций. Выбор метода зависит не только от наблюдателя, но и от вида, который он намерен изучать. Чем выше психический уровень животного и чем оно общительнее, тем более необходим для подлинного его понимания личный контакт. Никто не сумеет правильно оценить умственные качества собаки, если сам хоть раз не был объектом собачьей любви; то же относится ко многим другим животным, ведущим групповой образ жизни, например, к воронам, галкам, большим попугаям, диким гусям и обезьянам.
С кошками положение несколько иное — все известные мне настоящие любители собак, кроме того, и прекрасные знатоки их, но сказать того же о любителях кошек я не могу.
Духовный мир кошки утончён и дик, он не раскрывается перед людьми, навязывающими животным свою любовь (собаки в этом отношении более податливы). Если владелец животного умеет не навязывать свою любовь насильно, это можно считать неплохим доказательством настоящего понимания животных и природы. Кошка не ведёт групповой образ жизни, она остаётся независимой, дикой маленькой пантерой, и в её характере нет и следа той инфантильности одомашнивания, которая делает собаку таким благодарным объектом для внимания и баловства.
Но многие любители кошек не понимают этой кошачьей потребности к независимости. Ошибочное утверждение, будто держать большую собаку в городской квартире жестоко, мы слышим постоянно, но о кошках мне этого слышать не доводилось. На самом же деле для собаки квартира — не более чем вместительная конура, поскольку хозяин обычно ходит гулять со своим псом или берет его с собой, когда идёт по делу. Для кошки же квартира — это лишь большая клетка. Я не хочу сказать, что для кошек, особенно породистых, такое заключение мучительно, но они, несомненно, утрачивают ту необузданную дикость, которая для меня лично составляет главное их очарование. Я не устаю дивиться тому, что разделяю свой дом с миниатюрными тиграми, которые приходят и уходят, когда им вздумается, которые охотятся и устраивают свои любовные дела так, словно все ещё живут первозданной жизнью в диких лесах. Когда утром мой большой полосатый Томас II (наполовину ангорский кот) величественно возвращается домой львиной походкой, весь в запёкшейся крови, с исцарапанной мордой и вновь располосованным многострадальным ухом, мне очень хотелось узнать, кто был его противником в полночном поединке и милости какой дамы они оспаривали. Меня всегда поражало, что добродушное ласковое существо, которое басисто мурлычет у меня на коленях, — этот тот же угрюмый разбойник, чьи жуткие вопли я слышал несколько часов назад на улице.
Нестесненная свобода, которой пользуется подобный обитатель вашего дома, ничуть не уменьшает его зависимости от человека. Самые гордые и своенравные из моих котов, хотя они и жили своей особой дикой жизнью и, случалось, по несколько дней не возвращались домой, тем не менее отличались удивительной ласковостью. Если животное ластится к вам, сидит у вас на коленях и терпит, когда вы его гладите, это вовсе не признак подлинной привязанности, особенно когда речь идёт о кошке. Есть только один способ узнать, ценит животное ваше общество в действительности или нет, — возьмите его с собой на улицу, и пусть оно само решит, остаться ли с вами или пойти своей дорогой. Оба моих молодых кота, Томас I и Томас II, которых я сам вырастил, узнавали меня на улице, даже когда стали совсем взрослыми.
Оба приветствовали меня особым звенящим губным криком «фрр», который взрослые кошки выражают искреннюю любовь, и оба сопровождали меня в длительных прогулках по окрестным лесам. Во время подобных экскурсий, конечно, следует учитывать, какой путь выбрала бы сам кошка. Нельзя требовать, чтобы она пересекала широкие открытые пространства, где ей негде укрыться и где она может стать жертвой первой встречной собаки. И вот приходится пробираться через густой подлесок, приспосабливая свой шаг к кошачьей походке. Первое время я удивлялся, как быстро утомляется и начинает отставать такое крепкое, здоровое и сильное животное. Кому из моих читателей приходилось видеть, чтобы кошка тяжело дышала и высовывала язык, точно собака? Зрелище поистине редчайшее! Но взрослая, вполне здоровая и полная сил кошка уже через полчаса совершенно выматывается, даже если человек, за которым она следует, идёт неторопливым шагом. Поэтому, гуляя с кошками, не подвергайте их подобным испытаниям, или они скоро откажутся от этих прогулок. Однако, если в выборе пути вы учтёте вкусы своего полосатого друга и приспособитесь к его шагу, вы сможете увидеть немало любопытного, особенно пропустив его вперёд и следуя за ним, бесшумно ступая босыми ногами.
Он видит, слышит и чует множество самых разных вещей, которые без него ускользнули бы от вашего внимания. До чего осторожно и опасливо пробирается он вперёд, готовый в любой миг обратиться в бегство! К несчастью, наблюдать за тем, как он охотится, удаётся очень редко, потому что серьёзная охота начинается только в сумерках.
Многие мои коты — и особенно кошки — дома были гораздо ласковее обоих Томасов, но если мы встречались на улице, никто из них не обращал на меня ни малейшего внимания. Они бесцеремонно «показывали мне спину» и не только не приветствовали меня звонким «фрр», но воспринимали как наглую назойливость любую попытку присоединиться к ним, сколько бы стараний я ни прилагал, чтобы проделать это незаметно.
Я отнюдь не ставлю себе целью доказать, что кошку нельзя держать в городской квартире. Городские жители и так слишком мало соприкасаются с природой, и красивая, неиспорченная кошка, конечно, принесёт на улицы города её отблеск. Однако я утверждаю, что ощутить все очарование кошки можно, только предоставив ей полную свободу. А мои самые приятные воспоминания о кошках связаны с тихими лесными прогулками в обществе кота. И ещё я утверждаю, что завоевать настоящую, а не кажущуюся любовь кошки можно, только если не мешать ей жить на её собственный лад и тактично искать её общества в естественной для неё обстановке. Одновременно приходится смириться с тем, что, относясь с таким уважением к внутренним потребностям кошки, вы подвергаете её всем опасностям, которые могут грозить этому маленькому хищнику. Ни один из моих котов не умер естественной смертью. Томас I угодил лапой в капкан и погиб от заражения крови, а Томас II пал жертвой своих охотничьих страстей — он задушил несколько кроликов во дворе соседнего фермера, и тот, застигнув его на месте преступления, тут же с ним разделался. Но такова уж природа львов, тигров и орлов, что они редко обретают мирный конец.
И такова же сущность кошки, за которую я её люблю, — замкнутого в себе, неукротимого дикого зверя. Как ни странно, именно этим объясняется и домашняя «уютность» кошки, так как по-настоящему ощущает дом только тот, кто проводит большую часть жизни вне его стен. И мурлыкающая кошка у топящейся печки кажется нам символом домашнего уюта именно потому, что она не пленница, а независимое существо, почти равное мне и просто поселившееся под одной со мной крышей.
ЖИВОТНЫЕ, КОТОРЫЕ ЛГУТ
В следующей главе я докажу, насколько ошибаются те, кто считает кошку — самое гордое и самое честное из всех наших домашних животных — коварной обманщицей. Однако я вовсе не считают эту неспособность обманывать признаком превосходства кошки. Наоборот, это умение, свойственное собакам, на мой взгляд, доказывает, что они в психическом отношении стоят гораздо выше. Нет никаких сомнений, что умные собаки в какой-то степени умеют притворяться, и ниже я приведу примеры такого поведения, которое я наблюдал.
Мой старый Булли, попадая в глупое положение, прекрасно отдавал себе в этот отчёт и в таких случаях проявлял необычайное и совершенно необъяснимое понимание весьма сложных ситуаций. Умные собаки явно знают, когда они оказываются смешными с точки зрения человека. И если над ними при этом смеются, многие из них приходят в ярость или погружаются в уныние. Джек Лондон в своей превосходной «собачьей» повести «Белый Клык» описывает такую реакцию, используя, очевидно, собственные наблюдения. В то время, о котором я пишу, Булли был уже очень стар, и зрение начало изменять ему, а потому он довольно часто лаял на своих, включая и меня. Я тактично не замечал его ошибки и не делал ему выговора, что повергало его в тягостное смущение.
Затем он проделал штуку, которую я счёл простым совпадением, но потом убедился, что это было сознательное искажение реальных фактов, то есть плод блестящей работы ума. Я открыл калитку и ещё не успел её притворить, как Булли с громкие лаем бросился ко мне. Узнав меня, он на секунду замер в растерянном смущении, а потом, задев мою ногу, помчался дальше к калитке, перебежал дорогу и продолжал яростно лаять у ворот нашего соседа, словно с самого начала адресовал свои угрозы проживавшему там врагу.
