Поскольку час был еще ранний, у стойки бара никого не было видно – ни бармена, ни танцовщиц, ни музыканта, который обычно играл на фортепиано в углу. Эммелин торопливо вышла в большой зал, на ходу накинув на себя пеньюар.
– Что привело тебя сюда на этот раз, Брэдфорд? – осведомилась она, завязав потуже пояс на талии.
Несмотря на драматическую сцену, разыгрывавшуюся внизу, Элис не собиралась сдаваться:
– Лукас, ответь мне! Объясни в конце концов, почему ты отказываешься помочь мне доказать твою невиновность?
– Вот что! – рявкнул Брэдфорд, жестом указав на бумаги. Его обычно безупречный костюм выглядел мешковатым и помятым, темные волосы растрепались, и со стороны могло показаться, что он всю ночь провел на ногах. – Развод! Только этого мне еще не хватало!
Его тяжелые шаги прогремели по деревянному полу, и он остановился перед Эммелин:
– Тебе не следовало этого делать, мать!
При этих словах Элис словно окаменела. Она круто развернулась и подошла к невысокой перегородке, за которой открывался вид на большой зал. При ее появлении Брэдфорд вскинул голову.
– Кто вы такая, черт бы вас побрал? – закричал он. Его голубые, как у всех Хоторнов, глаза пылали яростью, солнечный свет скрывал проседь в волосах, так что со стороны они казались темными.
Элис не в состоянии была даже пошевелиться, а тем более произнести хотя бы слово, и Лукас почувствовал, как в груди у него все вдруг оборвалось. Затем, ничего не ответив Хоторну-старшему, она обернулась к своему клиенту.
– Это он! – прошептала она, голос ее стал хриплым от ужаса и потрясения. – С самого начала все подозревали тебя, но на самом деле это был твой отец.
Элис пододвинула к себе кресло, голова у нее пошла кругом от внезапной догадки. Брэдфорд Хоторн, который обладал таким поразительным сходством со своим младшим сыном, что в темноте, да еще на расстоянии, их почти невозможно было отличить друг от друга. Брэдфорд, который называл свою жену «мать». Все вдруг встало на свои места.
– Ты выгораживаешь своего отца, – с трудом выдавила она из себя.
Лукас перевел взгляд с Элис на Брэдфорда, выражение его лица стало угрожающим. – Ты сама не понимаешь, о чем говоришь.
– Еще как понимаю! Если верить Синди, убийца назвал свою жертву «мать». По сути, он произнес как раз те самые слова: «Тебе не следовало этого делать, мать».
– У тебя нет никаких доказательств. Синди мертва. – Взгляд его стал жестким и упрямым.
Элис не верила собственным ушам.
– Нет доказательств? Я не сомневаюсь в том, что, если копнуть поглубже, у нас появится более чем достаточно доказательств. Я добьюсь отсрочки. Мы найдем…
– Нет! – Голос его был твердым как алмаз. – Никакой отсрочки не будет. Процесс начнется завтра утром.
– Боже правый, Лукас! Неужели ты не отдаешь себе отчета в том, что находишься всего в шаге от виселицы? Ты хочешь, чтобы я тебя защищала, и вместе с тем постоянно связываешь мне руки. И все ради человека, которого ты даже не любишь!
Лукас отвернулся, но не раньше, чем она заметила проблеск искреннего чувства на его лице. И внезапно она поняла – поняла с такой ясностью, которая показалась бы ей немыслимой каких-нибудь несколько дней назад. Она вспомнила о своем отце, которого готова была защищать до последнего, несмотря на то что тот скрыл от следствия важнейшие улики. Любовь к родному человеку, что бы он ни натворил, и безоговорочное стремление встать на его сторону. Лукас Хоторн делал вид, будто ненавидит отца, тогда как в глубине души он его любил.
– Лукас, нам с тобой нужно это обсудить. Ты не можешь отправиться на виселицу только из-за одного неуместного желания оградить отца.
– Я не отправлюсь на виселицу, – произнес он, старательно подчеркивая каждое слово.
Раздосадованная, Элис хотела было покинуть комнату. Ей требовалось время, чтобы хорошенько во всем разобраться и решить, как лучше использовать эти новые сведения. Однако Лукас остановил ее у самой двери:
– И помните, мисс Кендалл: вас наняли для того, чтобы вы добились моего оправдания, а вовсе не для расследования убийства.
Глава 19
Судебный процесс по делу «Содружество против Лукаса Хоторна» открылся пасмурным утром в последнюю неделю сентября. Когда Лукас вместе с Элис прибыли к зданию суда, вдоль ступенек уже выстроились женщины, размахивая в утреннем воздухе плакатами. Надписи на плакатах были самые разные – от протестов против предания суду невиновного и требований немедленно освободить Лукаса до предложений руки и сердца.
Элис казалось, что к этому времени она уже должна была привыкнуть к толпе, но когда она поднималась по широкой гранитной лестнице к дверям, аккуратно придерживая затянутой в перчатку рукой юбку, одна из женщин неожиданно бросилась к Лукасу. Элис отпрянула назад, а Лукас перехватил руку женщины, чтобы та не оступилась. По лицу ее струились слезы.
– Они повесят тебя! – крикнула женщина, ухватившись за лацканы его сюртука.
Элис осмотрелась по сторонам в поисках кого-нибудь из полиции, однако Лукас только улыбнулся, глядя сверху вниз в лицо женщине с такой добротой, от которой сердце замирало в груди. Он осторожно поставил ее на ноги и погладил ладонью по щеке.
