– Они не повесят меня, дорогая. Со мной все будет в порядке.
Его слова успокоили женщину, а когда Лукас слегка тронул пальцем ее подбородок, она слабо улыбнулась в ответ. Элис не в состоянии была сдвинуться с места, тщетно пытаясь разобраться в собственных чувствах. Этот человек представлял собой сплошную загадку – такой суровый внешне и вместе с тем такой мягкий и чуткий, когда его застигали врасплох. Элис не допускала и мысли о том, что его могут повесить.
Коридоры в здании суда были заполнены до отказа журналистами, представлявшими каждую из газет, выходивших на восточном побережье Штатов, будь то вполне респектабельное издание или бульварный листок. Процесс Лукаса Хоторна привлек к себе внимание всей страны, и, как можно было заметить, в округе не нашлось ни одного репортера, который бы не поспешил воспользоваться удобным случаем. Любая пикантная новость, касающаяся Лукаса Хоторна, которую им удастся передать в редакцию, приведет к тому, что их газеты будут идти нарасхват. Этот человек был красив, богат и холост, и публику, похоже, не особенно смущала такая незначительная деталь, как обвинение в убийстве женщины легкого поведения.
– Мистер Хоторн! – кричали они, размахивая в воздухе блокнотами и наперебой стараясь привлечь к себе его внимание.
– Как вы себя чувствуете перед началом процесса?
– Обладает ли ваш адвокат достаточным опытом, чтобы защищать в суде такое важное дело?
– Мисс Кендалл, кто шил для вас платье?
Вопросы сыпались на них со всех сторон, эхом отражаясь от безупречно чистых полов и высоких потолков, причем лишь небольшая часть из них имела непосредственное отношение к делу. Не обращая на них внимания, Лукас вместе с Элис пробирался сквозь толпу. Его широкая ладонь покоилась на ее спине, ограждая от толчков и одновременно увлекая вперед.
– Эй, Лукас, – крикнул кто-то из толпы, – надеюсь, ваш адвокат достаточно любезна с вами?
Элис заметила, как на губах Лукаса промелькнула едва уловимая усмешка, но почти тут же исчезла.
К толпе репортеров с утомленными лицами, которых легко можно было узнать по блокнотам и огрызкам карандашей, примешивалась и горстка фотографов с их квадратными аппаратами, установленными на высоких треножниках.
Как раз в тот момент, когда Элис уже собиралась войти в зал суда, на верхней ступеньке лестницы появился ее отец. Вся журналистская братия дружно ринулась в его сторону, стуча по мрамору ботинками, и принялась атаковать окружного прокурора вопросами. Уокер Кендалл поднял руку, призывая их к тишине, и улыбнулся им с видом опытного политика, словно видел в них своих союзников.
– Друзья, друзья, я ценю ваше внимание, но моя единственная забота сегодня – это правосудие. И мы сделаем все, чтобы правосудие свершилось.
Элис едва удержалась от того, чтобы не поднять глаза к потолку, а Уокер между тем продолжил путь.
– Но каково вам выступать в суде против собственной дочери?
Тут он остановился и все с той же улыбкой на губах взглянул на репортера:
– Делом Хоторна занимается Кларк Киттридж, а вовсе не я, и вам, друзья, это хорошо известно, – произнес он тоном, который при всем дружелюбии призван был поставить их на место. – И какого бы высокого мнения я ни был о способностях моей дочери как юриста, к несчастью, в данном случае факты неопровержимо доказывают, что именно Лукас Хоторн убил Люсиль Руж.
Последовал новый шквал вопросов и замечаний, однако Уокер не стал больше задерживаться. Лукас тем временем проводил Элис к местам, отведенным для защиты, молча наблюдая за тем, как она сугубо официальным тоном приветствовала представителя противоположной стороны, судебного пристава и даже его родных. Она была в ярости, и Лукас это знал, но, кроме того, она являлась настоящим профессионалом, и потому он единственный из всех присутствующих догадывался о причине.
Грейсон был также им недоволен. Элис позаботилась об этом. Накануне вечером она буквально ворвалась в «Суон-Грейс» и потребовала встречи со старшим из братьев Хоторн. Несколькими минутами позже они оба оказались в его клубе. Грейсон был разгневан настолько, что даже не потрудился надеть сюртук или галстук. Стоя в его личном кабинете и закатав рукава рубашки до локтей, он обрушил на младшего брата такой град упреков, какого Лукасу не случалось слышать уже много лет – если вообще когда-нибудь случалось. Все это время Элис стояла со скрещенными на груди руками рядом с Грейсоном, утвердительно кивая головой в ответ на каждое его слово. Но когда он закончил свою речь, а Элис уже готова была отправиться к дяде в полицейский участок и сообщить ему о своих подозрениях, прихватив с собой для большей убедительности Грейсона, Лукас остановил их.
– Нет, – произнес он холодным, не допускаюшим возражений тоном. – Никому ни слова. И поскольку именно я тебя нанял, предупреждаю, что, если ты осмелишься хотя бы намекнуть кому-нибудь на то, что мы тут обсуждали, я добьюсь, чтобы тебя исключили из адвокатской корпорации за нарушение профессиональной этики. У тебя нет ничего, кроме смутного подозрения, и постарайся об этом не забывать.
Впрочем, насколько он знал Элис Кендалл, она наверняка так просто это не оставит. Возможно, сейчас она готова была перейти к процессу, но рано или поздно она найдет способ обойти его приказ. Скорее уж она голову отдаст на отсечение, чем позволит осудить его за преступление, которое, по ее убеждению, было делом рук другого человека.
Лукас внутренне ожесточился при мысли о том, что она может выяснить, если будет продолжать расследование. И самое худшее из возможных открытий касалось не столько его отца, сколько его самого. Несмотря на то, о чем он не так давно уверял Элис, перстень с соловьем по-прежнему находился у него.
Кларк уселся на место обвинителя и с видом крайней сосредоточенности склонился над папкой с бумагами. Уокер Кендалл занял место в первом ряду, как раз за спиной Кларка. Молодой человек тут же обернулся и принялся о чем-то совещаться со своим начальником.
Через несколько секунд в зале появился Грейсон, твердой, решительной поступью преодолев проход между рядами кресел.
– Где мать? – спросил он, не тратя времени на приветствия.
