Целью их прогулки был лес, который называли Лес чудес, потому что он был чудо как красив. Когда они вошли в него, Пиппи спрыгнула с седла, похлопала свою лошадь и сказала:
– Ты везла нас очень долго и, наверно, устала. Вовсе ни к чему тебе надрываться всю дорогу.
Тут она подняла лошадь сильными руками и понесла ее, и несла до тех пор, пока они не пришли на небольшую полянку в лесу, где фрекен велела им остановиться. Тут Пиппи поглядела по сторонам и закричала:
– А ну идите сюда разом все чудища-юдища, посмотрим, кто из нас сильнее!
Но фрекен объяснила ей, что в этом лесу нет никаких чудищ. Пиппи была сильно разочарована.
– Лес чудес без чудес! И чего только люди не выдумают! Скоро они придумают пожар без огня и раздевание рождественской елки без рождественской елки. Это они из жадности. Но если они сделают конфетные магазины без конфет, я им скажу всю правду. Ну что же, ничего не поделаешь, придется самой стать чудищем.
Она зарычала таким страшным голосом, что фрекен пришлось зажать уши, а многие из детей до смерти перепугались.
– Мы играем, Пиппи будет чудищем, ясно? – крикнул радостно Томми и захлопал в ладоши.
Всем детям эта затея понравилась. Чудище забралось в лощину, где у него было жилище. Ребята бегали вокруг и кричали:
– Глупое, глупое чудище, глупое, глупое чудоюдо!
И тут разъяренное чудище выбегало, а дети с громким визгом бросались врассыпную. Тех, кого чудище успевало схватить, оно тащило в пещеру и обещало сварить себе на ужин. Но когда чудо-юдо выбегало, чтобы схватить новых детей, тем, что оставались в пещере, иногда удавалось убежать. Хотя для этого им приходилось карабкаться по склону оврага, а это было нелегко. Там росла только одна маленькая сосенка, за которую можно было ухватиться, и потом нужно было ловко ставить ноги, поднимаясь по крутизне. Но детям это очень нравилось, они говорили, что это самая интересная игра на свете. А фрекен лежала на траве и читала книгу, время от времени поглядывая на ребят.
– Да уж, это самое дикое чудище из всех, кого я видела, – говорила она себе.
Так оно в самом деле и было. Чудище скакало и выло, бросало разом по три или четыре мальчика на плечо и тащило их в пещеру. Иногда оно с бешеной быстротой карабкалось на дерево и прыгало, как обезьяна, с ветки на ветку или вскакивало на лошадь и гонялось за детьми, пытавшимися убежать от него, петляя между деревьями. А когда лошадь галопом настигала их, чудище наклонялось, сидя в седле, хватало детей на полном скаку и, подгоняя лошадь, мчалось в пещеру с криком:
– Теперь-то я сварю вас себе на ужин!
Это была ужасно веселая игра, и детям хотелось играть еще и еще. Но вдруг стало совсем-совсем тихо, и когда Томми и Анника прибежали, чтобы узнать, в чем дело, то увидели, что чудище сидит на камне со странным видом и держит чтото в руке.
– Он умер, поглядите, он совсем мертвый, – сказало чудище.
Это был маленький птенец. Он упал из гнезда и разбился насмерть.
– Ой, как жалко! – сказала Анника.
Чудище кивнуло.
– Ты плачешь, Пиппи! – вдруг сказал Томми.
– Я плачу? Вовсе нет.
– Да у тебя глаза совсем красные, – настаивал Томми.
– Красные? – спросила Пиппи и одолжила у господина Нильссона зеркальце, чтобы проверить.
– И по-твоему, это красные? Что бы ты сказал тогда, если бы побывал с моим папой в Батавии! Там был один старик с такими красными глазами, что полицейский запретил ему показываться на улице.
– А почему?
– Потому что люди думали, будто это красный светофор, ясно тебе? Когда он шел по улице, все движение останавливалось. А ты говоришь, у меня красные! Вот еще! Стану я плакать из-за какой-то маленькой пичужки!
– Глупое, глупое чудище! Глупое, глупое чудище!
Тут отовсюду сбежались ребята посмотреть, где прячется чудо-юдо. А чудище взяло маленькую пичужку и положило ее осторожно в кроватку из мягкого мха.
– Ах, если бы я могла оживить ее! – сказало чудище, глубоко вздыхая. Потом оно издало страшное рычание:
– Сейчас я сварю вас на ужин!
И дети с веселым воем побежали прятаться в кусты.
Одна девочка из этого класса, ее звали Улла, жила недалеко от Леса чудес. Ее мама обещала ей пригласить фрекен, весь класс и, конечно, Пиппи на угощение в саду. И после того как дети наигрались вволю с чудищем, полазали по горам, повозились с лодочками из коры, пуская их по большой луже, и насмотрелись на смельчаков, отважившихся прыгать с высокого камня, Улла решила, что пришло время позвать детей к себе домой пить сок. И фрекен, успевшая прочитать книгу от корки до корки, согласилась с ней. Она собрала детей в кучу, и они ушли из Леса чудес.
По дороге на телеге, груженной мешками, ехал человек. Мешков было много, и все они были тяжелые. А лошадь была старая и усталая. Вдруг одно колесо съехало с колеи и застряло в канаве. Человек, которого звали Блумстерлунд, разозлился до ужаса. Решив, что виновата лошадь, он достал кнут и стал нещадно хлестать ее по спине. Лошадь надрывалась, изо всех сил пытаясь вытянуть телегу на дорогу, но ничего не получалось. Блумстерлунд разозлился еще больше и стал еще сильней хлестать лошадь. Увидев это, фрекен ужасно расстроилась, ей было очень жаль бедную лошадь.
– Как вы можете так жестоко обращаться с животным? – спросила она Блумстерлунда.
Блумстерлунд на минуту отложил хлыст, сплюнул и ответил:
– Не лезьте туда, где вас не спрашивают, – сказал он, – а не то может статься, что я и вас угощу кнутом.
Он сплюнул еще раз и снова взялся за кнут. Бедная скотина дрожала всем телом. И вдруг ктото молнией пролетел сквозь толпу ребят. Это была Пиппи. Нос у нее сильно побелел. А Томми с Анникой знали, что если нос у Пиппи побелел, она точно сильно разозлилась. Она бросилась на Блумстерлунда, схватила его поперек туловища и швырнула в воздух. Когда он падал, она поймала его и снова подбросила. И так он взлетал в воздух пять или шесть раз. Блумстерлунд не мог понять, что с ним стряслось.
– Помогите! Помогите! – кричал он, ошалев от страха. Под конец он с шумом плюхнулся на дорогу. Кнут он потерял. Пиппи встала напротив него, подбоченясь.
– Ты не смеешь больше хлестать лошадь! – решительно сказала она. – Не смеешь, ясно тебе? Один раз я встретила в Капстадене человека, который тоже избивал свою лошадь. На нем была такая нарядная и красивая форма. А я сказала ему, что если он еще посмеет бить свою лошадь, то я обдеру его так, что от его парадной формы не останется ни одной ниточки! И подумать только, через неделю он опять отхлестал свою лошадь! Не правда ли, жаль его красивую форму?
Блумстерлунд продолжал сидеть на дороге, ничего не понимая.
– Куда ты везешь воз? – спросила его Пиппи.
Блумстерлунд испуганно показал на дом, стоявший неподалеку.
– Туда, домой, – сказал он.
Тогда Пиппи распрягла лошадь, все еще дрожавшую от усталости и страха.
– Не бойся, лошадка, – успокоила она ее. – Сейчас ты увидишь что-то новенькое.
Она подняла лошадь сильными руками и отнесла ее в конюшню. Лошадь была удивлена не меньше Блумстерлунда.
Дети и фрекен стояли на дороге и ждали Пиппи. А Блумстерлунд, стоя возле своей телеги с поклажей, почесывал затылок. Он не знал, как довезти ее домой. Но тут вернулась Пиппи. Она взяла один из больших тяжелых мешков и взвалила его Блумстерлунду на спину.
– Вот так-то будет лучше, – сказала она. – Хлестать лошадь ты умеешь здорово, а теперь поглядим, умеешь ли ты таскать мешки.
Она взяла хлыст.
– Вообще-то надо бы хлестнуть тебя разок, раз ты сам так любишь хлестать. Но кнут твой, я вижу,
