благодарил за все открытки и цветы.
Как только лицо молодой женщины появилось на экране. Сэм стал пристально разглядывать его. Обращали на себя внимание глаза — голубые и ясные. По каким-то причинам она не надела темные очки.
Она была красива и стройна и выглядела особенно хрупкой в длинном пальто. Золотистые волосы растрепал ветер. Казалось, она достаточно хорошо переносила публичные проявления благородного страдания, но красивые черты лица оставались неподвижными, словно она железным усилием воли держала себя в руках. Но несмотря ни на что, она была привлекательна, обладая тем классическим изяществом, которое может украсить любой журнал высокой моды. В образ не вписывался только рот. Губы у нее были пухлые, соблазнительные, очаровательно сексуальные.
Сэма поразил очевидный факт — она была не только внучкой Дэниэла Остриана, но и членом семейства Редмондов, двоюродной сестрой Винса, который изъял пакет, содержавший многообещающие сведения о Янтарной комнате.
Сэм внимательнее посмотрел на молодую женщину. Может быть, она слышала рассказ своего деда о Янтарной комнате. Будучи по сути единственным живым потомком Дэниэла Остриана, она могла унаследовать все его бумаги. Существовала также вероятность, что в этой прелестной головке с маленькими ушками могли содержаться нужные Сэму сведения. Его пульс участился. Джулия могла дать ему информации больше, чем кто-либо, если не считать самого отправителя пакета.
Сэм спешил покончить с обедом. Пинк пытался протестовать, но Сэм не стал его слушать. Так как платил Сэм, Пинк все-таки проворчал:
— Думаю, это означает, что ты всерьез собрался потратить уик-энд на то, чтобы вплотную заняться Джулией Остриан.
— Может быть, не сразу. В конце концов, она вернулась в страну.
— Угу. И она будет безумно счастлива встретиться с тобой. Разве ты не слышал об уважении к частной жизни, особенно если в семье случилась смерть?
Сэма охватило мучительное сознание собственной вины. Он направился к двери.
— Я проявлю деликатность.
— Ну да. Конечно. — Пинк заспешил следом. — Слушай, я надеялся уговорить тебя поужинать сегодня. А завтра пойти на баскетбол. Может быть, в кино. Что-нибудь динамичное, приключенческое...
Он на ходу остановился и опять воззрился на телевизор.
— А эта Джулия Остриан ничего! — прищурился он. — Ты ведь не позволишь своим половым инстинктам влиять на принятие решений в этом деле, а? Тебе нужна Янтарная комната или еще одна смазливая девчонка?
— Не опускайся до сливной канавы, Пинк.
— Дело не в канаве, тупица. Дело в настоящем и в прошлом. Думаешь, я не знаю, в чем проблема? Я тоже помню Ирини Баум. Перестань притворяться, будто ничего не случилось. — Его голос смягчился. — Знаешь, когда-нибудь ты примиришься с мыслью о ее смерти. В конце концов, ты в этом не виноват.
— Ну конечно, не виноват! — Сэм выскочил из ресторанчика.
И тут угрызения совести и вины волной накрыли его, вызвав мучительную боль...
На улице холодный ветер словно надавал ему пощечин. Крайним усилием воли Сэм заставил себя вернуться в настоящее. Он сосредоточился на своем неугомонном друге. Было очевидно, что у Пинка на уме Валери, сестра.
— Почему бы тебе не побывать у Валери? — предложил Сэм. — Тебя гложет чувство вины за то, что не видишься с ней и с девочками. Так займись этим. По крайней мере не будешь нудить все выходные и нервировать своих друзей.
— Я бы лучше улетел в Судан. В Ливан. В Сирию...
— Пинк!
Пинк поджал губы, неохотно кивнул. Его снедала жажда действий.
— Ладно. Хорошая мысль.
— Ты позвонишь Валери?
Сэм направился к своему бордовому «Доджу-Дуранго».
— Боже мой, как ты любишь командовать! Ладно. Я позвоню.
АЛЕКСАНДРИЯ (ШТАТ ВИРДЖИНИЯ)
Сэм жил в старом кирпичном многоквартирном доме в Александрии. Там не было бассейна, гимнастического зала, консьержки, как в расположенных внутри кольцевой автострады современных небоскребах, жилье в которых он вполне мог бы себе позволить. Но ему нравился уют и ощущение приспособленности жилья к человеческим привычкам. Вот почему он снимал квартиру здесь, в переулке у Кинг-стрит рядом со старым городом. Он припарковался на стоянке на заднем дворе и помчался вверх по ступенькам подъезда, автоматически отсчитывая их по-русски — один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Семь ступенек. Как семь холмов Рима. Или семь смертных грехов.
Он не стал подниматься пешком, потому что спешил. Хотя дом был старый, лифт в нем стоял скоростной. Сэм поднялся до восьмого этажа и открыл дверь.
Его квартира была в точности такой, какой он описывал ее Пинку, — мало мебели и никакой еды. Для его друзей она представлялась временным пристанищем в пути, а не домом, как будто он не только еще не вселился сюда, но и не имел намерения здесь оставаться. Но он жил здесь уже около десяти лет; женщины приходили сюда и уходили отсюда, не оставляя почти никакого следа в его жизни.
В гостиной рядом с окном стоял стол, а на нем новенький компьютер. Ниагарский водопад книг, журналов и бумаг низвергался со стола и вокруг него. Квартира пахла чистотой и свежестью благодаря «Пледжу» и «Уиндексу»[24]. Этим утром здесь побывала домработница — диван и стул были вычищены, с телевизора и стереосистемы вытерта пыль, а на постели сменено белье. Он не любил порядок, но любил чистоту. Его домработница, великодушная и терпеливая женщина, старалась следовать его вкусу.
По привычке, едва закрыв дверь, он прошел по всем четырем просторным комнатам, чтобы убедиться в
