– Я заметила, Габриэль, что иногда наилучший способ помочь кому-то – это отойти и дать ему помочь себе самому. Или самой.
Габриэль прислонилась лбом к холодильнику. Неужели отец считал, что она приносит себя в жертву? Что хочет лишить его независимости?
Подняв голову, она улыбнулась Нетти.
– Рада, что мы смогли поговорить, лучше узнать друг друга.
– Я тоже. Ты мне нравишься, Габриэль. А Майло – особый человек для меня. – Она обняла Габриэль и легонько поцеловала ее в щеку. – Спокойной ночи. Спасибо тебе за доброту к постороннему, который без приглашения вошел в твою жизнь. – Нетти нерешительно подвинула тарелку со сливочной помадкой. – Что ты знаешь о Джо Карпентере?
Габриэль уставилась на нее. Вопрос был более чем неожиданным.
– А почему вы спрашиваете?
Взгляд у Нетти был прямым и пронзающим.
– Потому что я думаю, что этот человек видел мало добра в жизни. Он стоит сбоку толпы и наблюдает. Как посторонний. Мне он интересен. Он и этот его малыш. Мне они оба нравятся.
– Мне тоже, – прошептала Габриэль.
– Хорошо. – Нетти кивнула, как будто Габриэль ответила на незаданный вопрос. – Ну, – она помолчала, – а об отце не волнуйся. Еще раз спокойной ночи.
И она ушла, оставив после себя слабый запах лимонных цветов и... свою дружбу.
На улице полуночную тишину нарушил низкий рокот мотора: Майло собирался отвезти Нетти домой.
Открыв кухонную дверь, Габриэль пошла через темный холл в гостиную, чтобы посмотреть на елочные огоньки, прежде чем отправиться наверх спать.
В подсвеченном полумраке она увидела две фигуры и резко остановилась. Отец завел машину и вернулся за Нетти. Они стояли близко друг к другу в проходе между гостиной и холлом. Стояли под венком, который повесил там Мун, и их тела образовывали один силуэт.
Мешковатые штаны отца сидели на нем как на пожилом человеке, но страстность его объятий напоминала силу человека молодого, живого и энергичного. Нежность его голоса заставила Габриэль замереть.
– Ах, Нетти, любимая, – произнес он, и Габриэль увидела, как задвигались тени. – Из-за тебя мне хочется просыпаться утром. Ты наполняешь мою жизнь солнечным светом. Было так темно. А теперь есть ты. Со мной.
– Майло, Майло, – пробормотала Нетти, обнимая его за шею и крепче прижимая. – Ты мое сокровище, лучшее, что у меня было в жизни. Когда-либо было.
Тихо, едва дыша, Габриэль попятилась в кухню. В груди громко стучало сердце. Бесшумно закрыв за собой дверь, она зачерпнула чашку еще теплого ликера, села на стул и, придвинув поближе другой, положила на него ноги. Откинувшись на спинку, она медленно пошевелила пальцами и посмотрела в потолок.
Какой странный, необычный вечер.
Нетти и Майло.
Оливер.
Джо, городской смутьян с малышом на плече. Человек, в карих глазах которого сверкали отточенное раздражение и настороженная жесткость.
Человек, из-за которого сердце у нее билось как штормовой прибой.
Человек, сын которого разбил ей сердце.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
– Папа! – Оливер потерся лицом о джинсы Джо.
– Привет, пострел. Я скучал по тебе.
– И я тоже, тоже. Мне надо закончить делать печенье. – Он засеменил назад к кухонному столу О’Ши. Джо потрепал обсыпанные мукой волосы сына.
Он не хотел оставлять Оливера, но мальчик, лицо которого осунулось и стало замкнутым, сказал, что хочет повидаться с Клетисом и делать печенье. Даже если ему придется при этом остаться с Габриэль.
– Габби – неплохой парень, Оливер.
– Может быть. А может быть, и нет. Но я останусь. Клетис хочет видеть меня, – заявил Оливер, тяжело вздыхая.
За время отсутствия Джо Габриэль сотворила чудо. Накануне вечером, когда он укладывал Оливера спать, что бы он ни говорил, ничего не помогало. А сегодня Габби что-то сказала малышу или сделала, и это помогло. Когда он входил в кухню, она взглянула на него, шлепнув на разделочную доску кусок теста.
– Прекрасная косметика, Душистый Горошек.
Мука была у нее на щеке, на подбородке и на шее у выреза темно-зеленой майки. Мукой были обсыпаны и выцветшие джинсовые шорты с подогнутыми краями.
– Ты прямо как в театре Кабуки. Хмм. Это что? – Он опустил палец в блестящую измельченную массу и облизнул. – Сладкая...
– Я? – Габби ударила его по руке.
