лес две кареты «скорой помощи».
Полковник разговаривал с представителем МЧС.
– Какой-то странный состав!
– Чем же?
Ответственные господа были в одном звании, а потому обсуждали все как товарищи.
– Странный, я бы сказал, состав! Локомотив и всего один вагон к нему!
– Ничего странного, – размышлял мужчина из МЧС. – Вероятно, местных рабочих перевозили.
– Да это же вагон от «Красной стрелы», и локомотив скоростной! – раздражался недоумием эмчеэсника полковник милиции.
– И в самом деле, – согласился оный. – «Красная стрела»! – прочитал он на боку вагона с помощью длинного фонаря, которому милицейский позавидовал. У него имелся отечественный, способный своим лучом добивать только до полковничьих сапог.
Тем временем медики пробрались в искореженный вагон и, готовые увидеть кровавое месиво, не обнаруживали пока ровным счетом ничего.
Зато люди из вертолета, вооруженные такими же фонариками, как и их начальство, кое-что нарыли.
– Диверсия, товарищ полковник! – доложил один из них.
– Подробнее! – потребовал милицейский чин.
– Не торопите его, – вежливо попросил полковник МЧС. – Давайте, Зыкин, дальше.
– Полотно разобрано.
– Так.
– Рельсу сняли.
– Понял…
Здесь и медики расстарались. Голова одного появилась в проеме разбитого окна и объявила почему-то радостно:
– Двое пострадавших в предпоследнем купе!
– Остальные трупы? – крикнул милицейский полковник и внутренне содрогнулся.
– Нет, – уточнила голова. – Здесь в вагоне всего двое! Баба голая и мужик-альбинос!
– Трупаки?
– Баба, кажется, того! А у альбиноса пульс семьдесят и дыхание двадцать! Голова только в кровище!
– Так везите его! – распорядился милицейский чин. – Все-таки странный поезд!
– Да чем же? – не понимал эмчеэсник.
– Живкин! – крикнул начальник внутренних дел. – А ну, скоренько выясни, сколько вагонов в «Красной стреле» из Питера ушло!
– Есть, товарищ полковник!
– По ночам здесь ходят только поезда Москва – Санкт-Петербург! – информировал милиционер тупого коллегу. – Почти каждые полчаса. Потому никакие другие составы ходить не могут!
«Интересно, – подумал эмчеэсник, – сколько лет полковнику? Пожалуй, что за шестьдесят точно… И какой ему интерес по ночам разъезжать? Вышел бы на пенсию, дачка, цветочки…» А еще эмчеэсник подумал, что непременно поможет полковнику получить именные золотые часы к пенсии…
Он отдал приказание своим:
– Вызывайте ФСБ! Это их дело! – Кивнул полковнику, запрыгнул в кабину вертолета и через несколько секунд глянул сверху на место катастрофы.
Была ночь и нулевая видимость. Через полминуты эмчеэсник уже спал.
Две машины «скорой помощи», подвывая, стали пробиваться сквозь лес, а начальник внутренних дел подумал, что эмчеэсник мог бы раненого и вертолетом в больницу!
Далее полковник, которому действительно исполнилось к этой ночи шестьдесят три года, работал до самого рассвета, пока не было восстановлено железнодорожное полотно, а спецсостав не забрал искореженные остатки поезда, погрузив их с помощью крана на мощные платформы. Обученные господа прочесали все окрестности и по окончании дежурства отбыли по домам отсыпаться…
Студент Михайлов пришел в себя в «скорой помощи», открыл глаза и улыбнулся медсестре, что придерживала его руку с прикрепленным к ней катетером, в который вливался физраствор. Медсестра тоже улыбнулась молодому человеку, уверила, что все будет хорошо, а сама вдруг нестерпимо захотела поцеловать эту улыбку пострадавшего. Ей было далеко за сорок, и сердце удивилось такому порыву, а разум слегка подкорректировал это желание, объяснив все материнским чувством к блондину, чья сметанная белизна, особенно в окровавленных местах, была так притягательна. Женщина тронула длинные пальцы молодого человека и, чувствуя их прохладу, профессионально подумала, что окоченение происходит от потери крови, но видимой сколько-нибудь серьезной раны на теле пострадавшего обнаружено не было. Может быть, сотрясение мозга?.. Внутренние повреждения органов?..
– Скажите, – спросил раненый, – женщина в вагоне… Что с ней?
В таких случаях полагалось отвлекать больного.
