размеров упитанного теленка, обрадовался приходу людей и, встав на задние лапы, высунул через прутья клетки язык.
– Вы же не думаете, что я ущемляю интересы малых народов? – искательно спросил Абрахам.
Во всей его долговязой фигуре чувствовалась виноватость, он нарочито сутулился, стараясь выглядеть ростом пониже, но все равно возвышался над чукчей, как Эмпайр-стейт-билдинг над китайским ресторанчиком.
– Что вы, что вы! Вы представляетесь мне человеком добрым и хорошим, а то, что споили меня до полусмерти, то не ваша вина, а адвоката Тромсе. Он-то знал о нашей национальной особенности!..
Абрахам в смущении отвернулся и потрепал медведя по морде.
– Они говорят, что я с ума сошел! Что ассирийских медведей не бывает, тем более белых! Я им посылал фотографию Аляски, а они ответили, что люди частенько тоже на уродов смахивают!..
– Ну и наплюйте! – предложил Ягердышка. – Он хороший, добрый зверь! Какая разница, бурый, белый или ассирийский… Кстати, что такое ассирийский?
– А, – махнул рукой Абрахам. – Они в доисторические времена детей поедали.
– Да нет! – воскликнул Ягердышка. – Посмотрите на него! Разве может он ребенка сожрать?
Аляска продолжал ластиться к людям и вызывал у посетителей улыбки.
Абрахам пожал плечами и, сказав, что ему надо идти в офис продолжать работу, побрел по гравийной дорожке, оставляя на ней следы своими огромными ботинками.
«Ишь, детей жрет!» – подумал чукча.
После окончания трудового дня Ягердышка отправился в супермаркет, а затем в местный краеведческий музей, где быстро миновал экспонируемых тюленей, моржей и прочую дрянь, оставшись в зале с первобытным чукчей, замерзшим во льдах две тысячи лет назад.
Он смотрел на свою копию не отрывая глаз, пока звонок не возвестил об окончании работы музея.
Ягердышка воровато оглянулся и спрятался в большой котел, в котором обычно северные народы варят оленину. Спрятался и крышкой накрылся…
Так он сидел час или два, пока не стихли музейные шорохи, пока за окном не стало темно. Тогда маленький человечек выбрался из своего укрытия в полную темноту, к которой был готов, вооруженный фонариком.
Луч света проник в стеклянный ящик с экспонатом, высветив лицо и сияющие глаза пращура.
– Брат! – тихонько позвал Ягердышка. – Бра-а-ат!
Но экспонат не отзывался.
– Ах, как они тебя!..
Ягердышка со словами: «Сейчас, брат», – принялся разбирать стеклянный ящик, весь взмок и порезал руку. Но, так или иначе, стекло было разобрано, а употевший Ягердышка уселся напротив двойника, вытащил из кармана коробок спичек, зажег одну и маленьким огоньком оживил умершее четыре тысячи лет назад кострище.
– Грейся, брат! – проговорил Ягердышка, и по его щекам заскользили слезы.
Затем чукча выудил из кармана пачку куриных сосисок, нанизал их на веточку и принялся поджаривать.
– Сейчас покушаешь, брат! – сквозь слезы подбодрил своего двойника Ягердышка. – Ты брат мне, и я тебя не оставлю!
Но экспонат молчал и сосиски есть не хотел, просто сидел, скрестив ноги, и смотрел на Ягердышку. Живой огонь в его стеклянных глазах лукавил зрачки и чукче казалось, что двойник вот-вот улыбнется и подымется на ноги.
И тут в голове Ягердышки возникло понимание, словно с неба сошло, что не брат перед ним сидит вовсе, преступно выкраденный у родителей младенцем. Перед маленьким человечком предстало каменным изваянием само прошлое его, пращур, предок, от которого произошел Ягердышка.
– Сколь должно быть мощно семя твое, – обратился чукча к предку. – Сколь выносливо оно, что через сотни мужчин было передано моей матери и взросло в ее чреве мной!.. Господи, – перекрестился Ягердышка, осознав вечность.
Он встал на колени перед древним охотником и подумал о том, что, вероятно, является единственным в мире человеком, встретившимся со своим прямым родственником, умершим четыре тысячи лет назад.
– Сколь сильно племя мое! – торжественно сказал Ягердышка, встал на ноги, снял с пращура меховую куртку, надев на него свою. – Теперь я буду ходить в одежде из зверя, которого убил ты, а ты станешь ходить в куртке из оленя, которого победил я!
Тем временем дымок от костра достиг пожарных сенсоров, сработала сигнализация, и с потолка полилась вода.
– Дождь! – возрадовался чукча, укрывая собой тлеющий костерок. – Весна наступила!!! Скоро олень большой придет, скоро щокура ловить станем!..
Вместе с предком они сидели у кострища, как и четыре тысячи лет назад. Какая-то генная память сработала в мозгу Ягердышки! Понимание причастности к истории земли взрастило в груди маленького чукчи чувство гордости за то, что он человек, за то, что в нем жизнь тысяч предвестников его жизни! И тотчас огромная ответственность легла на его плечи! Он осознал, что и сам должен передать свое семя в будущее эстафетной палочкой!
– Мне надо домой! – прошептал он предку. – К жене своей, Укле!
На этих словах его взяла полиция, приставив огромный «кольт» к его маленькой голове. Сделали
