– Ну и что?
– Как что?!. Это же… сердце!.. – Девушка с трудом удерживалась от истерики.
Молодой человек продолжал пребывать в смятении и не понимал, что она хочет от него.
– У меня сердце слева! – Девушка взяла руку студента Михайлова и приложила ладонь под левую грудь. – Слышишь, оно стучит слева!
– Я не понимаю!..
– У всех людей сердце стучит слева! Разве это трудно понять?
– У меня справа. – Он успокоился, чувствуя, как под пальцами колотится сердечко Веры. – У тебя слева, какая разница?
Ей было много что ответить на этот вопрос, но вдруг слов не стало, мысли спутались, и самый главный довод, так и вертящийся на языке, вдруг исчез из памяти, как будто его и не было. Может быть, его вообще не было… У всех?..
– Если тебе не нравится, что сердце у меня справа, я могу уйти.
– Нет-нет! – замотала девушка головой так энергично, что ее подсохшие волосы застегали его по щекам. – Прости!.. – И стала гладить его лицо. – Ты же все забудешь!..
Он прислонился щекой к ее щеке.
– Я не забуду все. – И прошептал: – Орррнеллла!
– Ее здесь нет! Здесь только я, Вера!
– Я не помню зла, – сказал он зачем-то.
Они по-прежнему держались щека к щеке, и она чувствовала нежность его кожи, словно борода у него не росла – или действительно не росла?
– Скажи, ты спал с моей подругой?
– Я не знаю твоих подруг.
– Ты видел ее здесь… В первый раз… Зоська… Она учится в медицинском институте…
– Я не помню.
Здесь самообладание вновь покинуло ее. Вера оттолкнулась от него и, закрыв лицо руками, сквозь зубы стала говорить, что он врет, что подруга ей во всем призналась, что он переспал со всем институтом!
– Я не помню, – еще раз сказал он. – Твой талант улетучился из раны на ноге. Ты ни в чем не виновата.
– Убирайся отсюда! – Она отняла руки от лица, и глаза ее были страшны.
– Убирайся немедленно!!!
Он ничего не ответил, поднялся и тотчас вышел из комнаты.
Ее реакция была незамедлительной. В чем мать родила, она бросилась за ним с криком «Подожди!». Но его уже не было в квартире, лишь пряный запах облачком завис в прихожей…
Возле подъезда он встретил Рыжую, которая, встряхнув волосами, обратилась к нему кокетливо:
– Студент Михайлов!..
– Да? – остановился он, в недоумении рассматривая его окликнувшую.
– Вы меня не помните, студент Михайлов?
Он растерянно пожал плечами.
– Я у вас пункцию брала… Я еще не сделала вам анестезию, а вы и глазом не моргнули?
– Не помню.
– А потом мы с вами были в этом доме. Тоже не помните?
– Мне кажется, – сказал он вдруг, – мне так кажется, что вас ждет впереди большой огонь!
– Какой огонь? – спросила Зоська и закашлялась от неожиданности.
– Я не знаю, какой, но он вас ждет.
После этих слов молодой человек пошел своей дорогой, а Рыжая заплевала ему вослед и заговорила громко:
– Типун тебе, идиот, на все места! Ну надо же быть таким дебилом! Олигофрен!!!
Он ничего не слышал, Рыжую уже не помнил, впрочем, как и другое зло, шел по дороге и жалел, что небо нынче не голубое…
Зоська нашла Веру в совершенно невменяемом состоянии. Девушка стояла на кухне и смотрела сквозь окно в спину студента Михайлова. При этом она оставалась совершенно голая, вся в мурашках и совсем не обращала внимания на соседа, шестидесятилетнего старика Козлова, который пил чай и, поедая размоченные в нем сушки, глядел на Веркины ягодицы.
Старик жалел, что на правом глазу у него катаракта, а еще он завидовал, что у богатых есть деньги и они могут купить себе средство для жизни своего причинного места. Его же причинное место издохло пару лет назад в светлый праздник Восьмого марта, когда он, нагулявшись и напившись до смерти, переночевал в сугробе, во дворе собственного дома.
