лекарства от гложущей вас тоски, чем буйная холостяцкая пирушка. Тоска измучила меня, но я взял над ней верх. Я окунул ее в мед и затем выудил из кружки, как утонувшую муху. Я искрошил ее кулаком, отбивая такт разгульной песни, слова которой знали все, кроме меня. Я исколол ее остротами и затем выдохнул вместе с хохотом.
После речей прошло примерно с полчаса, и тут началось такое… Мужики за соседним столом стали топать ногами и вопить. К ним присоединились и мои сотрапезники. Орали так громко, что поначалу я даже не мог разобрать, что они выкрикивали.
— Видсида!.. Видсида!.. Видсида!..
Я едва не позабыл, зачем пришел в Хеорот, но теперь взволнованно вскочил. Кто он, Видсид, — житель здешней округи, а может, и нет? Надежда меня не обманула. Взглянув туда, где сильнее всего кричали, я увидел Голиаса, который шел к почетному столу. Вспрыгнув на возвышение, он поклонился королю, а затем повернулся к нам.
Где старый друг, там и дом. Я радостно смотрел на него, предвкушая наше воссоединение. Как и на мне, на нем была теперь новая одежда. Он был разодет как щеголь: в ярком желтом жакете и зеленых штанах в обтяжку. Обут он был в короткие сапожки. Кроме того, он подкоротил волосы. Однако, изменив внешность, все же остался прежним Голиасом. Движения его были по-прежнему оживлены, и на лице написан интерес ко всему, что бы он ни делал.
— Что вам сегодня спеть? — улыбаясь, спросил Голиас. Только сейчас я заметил, что через плечо у него подвешена небольшая арфа. Он рассеянно настраивал ее, пока мы обсуждали этот вопрос.
— Давай-ка «Стоянку Уолтера»!
— «Сигмунда Сиггерсбейна».
— Нет, лучше «Сожженный Финсбург».
— Это мы слышали вчера.
— А как насчет «Хельги, убийцы Хундинга»?
— Что-нибудь новое! Что-нибудь новое! Голиас поднял руку.
— Хотите что-нибудь новое? — спросил он, когда зал успокоился.
— Да! — взревели все, и я вместе с ними, устав сидеть молча.
— Хорошо, наполняйте чаши, чтобы было чем смочить горло, когда пересохнет во рту. — Он улыбался нам, а мы — ему. — И теперь шуметь здесь буду только я. Ясно?
— Ясно! — ответили мы хором.
— Ну хорошо. — Выждав какое-то время, он взял несколько аккордов, чтобы привлечь наше внимание. — То, что я вам сейчас спою, — сообщил он, — называется «Смерть Бауи Глоткореза».
Суров был слух для старого Хьюстона Ворона:
Трусы бежали тайком из твердыни в Бексаре,
Бросив собратьев в беде беззащитными перед бесчинством
Лютых орд, лавиной лихой накативших
В надежде князя низвергнуть. Вникнув в новость,
Правитель, преступно преданный, не устрашился:
Закаленный злобой врагов, он замыслил
Мщенье монарха могущественного обрушить.
Разом он принял решенье разумное — вызвать
Тана того, чья толковость признана всеми.
— Слуги! — скрипнул зубами. — Скачите скорее за Бауи!
— Бауи! — бравому воину буркнул он хмуро.
(Поклоном почтил повелителя, тотчас послушно явившись,
Грозный герой.) — Говорю: гони что есть мочи!
Крепость к рукам прибери — иль круши без пощады.
Делай, что надо, а не под силу — делай, что должен.
Мы приветствовали решение Бауи и, конечно же, выпили за его успех. Голиас, поощряя наше сочувствие, тоже приложился к ковшу и продолжал:
Слава пристрастна к своим сыновьям, прогремевшим
Бесстрашье в бою, — Бауи был тут первым.
Попомнят потомки противоборство в Натчезе!
Натиск недругов — до полусотни — ножом отразил он,
Храбро орудуя им и с хрустом хребты ломая,
Вгрызаясь во внутренности врагов. Во многих войнах
Верх он взял, ведя за собою войско;
Стяжал он себе сокровищ на море и на суше
Груды и груды — горы богатств: говорилось —
Тролли, тревожась, в тайник серебро схоронили.
Без промедленья прибыл Бауи в Бексар.
Грозный приказ гарнизону геройскому отдал:
— Хьюстон Ворон войско вскоре хочет вести:
Времени вдоволь — вот что всего важнее.
Владений врагу не видать вовеки:
Будем в бою бастион отстаивать беззаветно.
Потоком противник прихлынул к Бексару,
Пытаясь плотину прорвать укреплений.
Во власти Вирда — сразить иль возвысить:
Бесстрашный Бауи битву впервые
Проиграл, к постели прикован горячкой,
Мучаясь молча. Но мощью духа
Памятовал порученье он прочно.
Смелее, соколы! — сказал он соратникам. —
Бодритесь, приятели: победа будет за нами!
Жадно жаждали славы жизнелюбивые таны,
Сильные в сече, стойкие в смертных сшибках.
Каждый рвался в резню — колоть и рубить рьяно.
Верны вождям воины — Ворону Хьюстону,
Могучему в брани Медведю Бауи.
Двенадцать дней длился дружный отпор:
Смогут ли сотне столь долго противиться десять?
Вспять волна устремилась. Усталые вой
Дважды дружины дикие прочь прогоняли.
Третий раз, мощным молотом Тора стены
Руша, рати ринулись бурно в Бексар.
Крепость кровью кропилась — круто
Пришлось нападавшим: немалая плата
Ждала желавших ворваться в жилище,
Где герои грозные их поражали
Насмерть, неколебимо на страже стоя.
Всяк десяти дерзостным выи сгибал,
Суставы выдергивал, в сердце вонзал оружье:
Такую вот виру взимали с врагов таны.
Всем это пришлось по душе, в чем Голиас не сомневался. Махнув нам рукой, он взялся за ковш.
Тринадцатый тан тяжелым снопом падал —
Дюжина дальше дралась достойно.
Задыхаясь, загнаны в угол, за каждую пядь
