физиономию. Я был в отчаянии. Они увезут меня, и я никогда не встречу Нимью. Я жил надеждой вернуть ее расположение, и только злейший враг мог принудить меня к разлуке. Я был так разъярен, что справился бы со всяким. Но не с Авартой. Против этого силача я был ничто.
Не помогли ни борьба, ни проклятия, ни угрозы. Он подтащил меня к лошади и приподнял над землей.
— Посадить-то ты меня посадишь, но не надолго, — пообещал я.
— Ничего, как-нибудь справимся. Да, Амергин?
— Бросай его, — предложил Голиас. Аварта понял его совет буквально.
Он швырнул меня прямо коню на спину. Я хотел соскользнуть, накренившись вбок, но продолжал сидеть верхом. Я даже с места не сдвинулся. Сначала я подумал, что застрял. Но потом обнаружил, что я и ладоней не могу оторвать от спины лошади.
Гнев, душивший меня, сменился паническим ужасом перед предстоящей жестокой операцией. Они хотят увезти меня от Нимью, а мне необходимо ее видеть, чтобы жить. Да, она меня разлюбила. Но ведь она любила меня прежде, отчего бы ей не полюбить меня снова?
Я попытался им объяснить это. Но они меня не слушали, и я, потеряв самообладание, сорвался на крик.
Неплохой я им закатил концерт. Они же на прощание обменивались дружескими пожеланиями. Наконец Аварта хлопнул Голиаса по плечу, ухватил его под мышки и подбросил вверх, как баскетбольный мяч.
Я не мог оторвать рук, а не то бы ударил Голиаса, который очутился как раз впереди меня. Моя надежда на то, что конь окажется норовистым, не оправдалась. Фыркнув, конь сделал рывок и поскакал, едва касаясь копытами травы. Я все еще пытался оторваться от него, когда мы подскакали к небольшому, но низкому облаку. Хорошо, что я все же не сполз, потому что конь высоко подпрыгнул. Сначала я подумал, что мы просто перескочили с места на место, но оказалось, что конь взвился в воздух. Он поднимался все выше, пока не пролетел сквозь маленькое облако, которое оказалось водяным.
Полубезумный от горя, уставший, от борьбы, я не успел даже испугаться. Что бы там ни было, я не страдал от недостатка воздуха, пока мы пролетали сквозь водяную толщу. Помимо этого, случилась еще одна чудесная вещь. Когда мы отправлялись в путь, тень была только у Голиаса. Пролетев сквозь озеро, я вновь обрел свою тень. Теперь одна лошадь не отбрасывала тени: я заметил это, когда на берегу она остановилась, чтобы стряхнуть воду.
Конь послушно ожидал приказаний. Голиас медлил, соображая, где мы находимся.
— Кажется, именно здесь отлупили Киднона, — пробормотал он. — Местность соответствует описаниям. Возьми немного на юго-запад, — сказал он коню.
Я тем временем, наблюдая за собой, делал все новые и новые открытия.
Моя старая одежда вновь была на мне. Но главное, во мне вновь проснулась моя воля. Нет, я не забыл Нимью. Вспоминая о ней, я все еще желал ее. Но я мог заставить себя не думать о ней.
Поначалу воля моя была еще слаба, но чем дальше мы уезжали от Нимью, тем лучше я себя чувствовал. Ветер, дувший мне в лицо, прояснил мой ум, и боль стихла. Новое настроение охватило меня всецело, но описывать его легче по частям. Поначалу я опасался, что с утратой Нимью в душе моей воцарится пустота. Потом меня стало удивлять, отчего я позволил кому-то настолько овладеть моим существом. И я почувствовал стыд. Да, мне казалось, что наша с Нимью любовь будет бесконечной. Пусть она прошла — я сохраню о ней воспоминания. Правда, я испытал много горя. Но все это — и дурное, и хорошее — навсегда теперь останется в моей душе, что бы ни случилось со мной в будущем. Освободившись от своих печалей, я какое-то время не смел заговорить с Голиасом. Ведь когда он — еще в стране Нимью — заговорил со мной, я чуть не лягнул его в зубы.
Наконец я все же спросил:
— Где ты оставил Джонса?
Услышав меня, он, к моему великому облегчению, улыбнулся.
— Очухался? Отлично. Я оставил его с Дегаре. С ним он будет в безопасности. Здесь, в Варлоках, далеко не на всякого можно положиться. Сейчас мы едем прямо к нему.
— Ты молодчина, что пришел и забрал меня, — выдавил я из себя.
Я постарался сказать это так, чтобы он почувствовал мое раскаяние. Ведь я вел себя как сомнамбула при встрече с ним.
Голиас понял меня, хотя заговорил о другом.
— Что случилось после того, как ты с плота прыгнул в воду?
Выслушав мои приключения до встречи на Майлз Кросс, он кивнул.
— Берсилак — отличный парень.
— Кто?
— Тот, зеленый. Жаль, я не повидал его на этот раз. Но мы с Луцием выбрались на берег южнее Уединенного Приюта. И плот мы миновали, наверное, он остался выше по реке. Я был уверен, что он разбит, и не стал искать его. Кстати, если ты хочешь проклясть своего врага, пожелай ему оказаться с ослом в реке и потом вытаскивать этого осла на крутой берег ночью.
Голиас покрутил головой.
— Тебя мы потеряли, и я решил, что самое лучшее — отправиться к Оракулу. Джонсу было неплохо в его ослиной шкуре; но я-то был голый, как Конэр в день коронации, и голоден как черт. К счастью, мы встретили Леолайна, который в предгорье охотился на диких кабанов. Он накормил меня и одел вот в это. — Голиас взбрыкнул одной ногой, потом другой, чтобы я мог полюбоваться на его новые желто-синие штаны. — Потом мы взяли на юго-запад. Спустя пару дней добрались до старой дороги. Мне стало ясно, что ты нас не опередил. Но все же я решил потихоньку двигаться вперед, в надежде, что ты добираешься к Оракулу другим путем.
— Что же тебя задержало?
— Я встретил Гроа. Она умная старуха, хоть и говорит загадками.
Голиас вопросительно посмотрел на меня.
— Я не спорю, — согласился я, — продолжай.
— Я ей напомнил на всякий случай, что дружил со Свипдагом, и спросил, не знает ли она, где ты. Она стала болтать вокруг да около, но все же сказала, что, хоть ты и не исчез, как Кайкхосру, и не научился летать, на земле тебя нет. Тогда я понял, где тебя надо искать. Но необходимо было позаботиться о Луции. Бросить его без присмотра было нельзя: любая ведьма могла пустить его кошкам на мясо. Я разыскал Дегаре, который не только сам порядочный человек, но и следит за тем, чтобы другие вели себя порядочно. Луций был не рад заминке, но если ты попал в передрягу, как можно было не прийти на помощь? И все же задумать идти в Аваллон — это одно, а добраться туда — совсем другое. Я прошел весь хребет от горы Святого Михаила до грота Венеры, но безуспешно. Наконец я набрел на Лера. Он разыскивал Кухулина, и ему удалось обнаружить один из ходов, которым пользуются подземные жители. Я прошел туда за ним следом, и… А, вот и владение Дегаре!
Джонс щипал траву возле рва, окружающего замок, всем своим видом показывая, что он никогда не считал ее за пищу. Не успел я даже задуматься, как мы взгромоздим его на спину лошади, как Голиас что-то шепнул коню, и конь тут же справился с этой задачей.
Подскакав к Луцию, он схватил его зубами за загривок, как кошка котенка, и закинул себе на хребет. Джонс даже опомниться не успел. Луций поместился как раз впереди Голиаса, поперек спины. Джонс прижал уши и поднял возмущенный рев. Но все было тщетно: он прилип и не мог лягаться.
— Полегче, Луций, — посоветовал ему Голиас. — Мы сейчас едем туда, где нас научат, как снять с тебя ослиную шкуру.
Конь помчался во весь опор. Он мог бы посрамить даже дизельный тепловоз. К счастью, из-под копыт не летела пыль.
Избавившись от влияния Нимью, я обрел интерес к окружающему меня миру. С любопытством я стал озираться по сторонам.
Выехав из леса, мы очутились на разделенной пополам равнине. Мы скакали по прерии, которая простиралась от нас по левую руку и уходила в необозримую даль. По правую же руку от нас стояла сплошная стена тумана. Однако можно было разглядеть, что там находится совсем другая страна. Дело было не в географических особенностях, а в том, что здесь Романия представала совершенно иной. Я видел
