Тем не менее, когда я добрался до заднего крыльца монастыря, Злат располагался всего лишь в шаге позади меня, хотя и пыхтел, словно отпариватель утюга.
Я поймал первого попавшегося монаха и, схватив его за воротник хламидки, поинтересовался:
– Где, милейший, я могу увидеть вашего настоятеля?
Монашек захлопал глазами, затем, задрав подбородок, глянул в небо и прохрипел:
– Если отец-настоятель оправился от своей немочи, то сейчас он должен быть в своем кабинете…
– Это какой же немочью он страдает? – переспросил я, напрочь забыв о собственных проказах.
– Желудочной… – коротко ответил монах и дернулся, пытаясь освободить воротник своей хламиды.
Я в сердцах плюнул и, повернувшись к Злату, скомандовал:
– Веди в кабинет настоятеля…
Злат с такой скоростью ринулся по коридору, что отпущенный мною монах едва успел прижаться к стене, дабы не быть растоптанным моим помощником.
Мы поднялись на второй этаж, и через несколько мгновений Злат распахнул передо мной роскошные двустворчатые двери.
Я вошел в просторную приемную, в которой хозяйничал молодой паренек в привычном темном одеянии, изготовленном, правда, из отличного шелка. Быстро подойдя к его столу, я оперся ладонями на столешницу и навис над сжавшимся на своем стуле пареньком.
– Где настоятель?
Я, конечно, не кричал, но мой голос был, по-видимому, не менее страшен, чем моя разъяренная физиономия, поэтому паренек ответил мне, просто не успев придумать хоть какой-то лжи:
– В отхожем месте, господин…
– Как, он еще оттуда не вылез?!
– Он только что туда направился. У него очередной спазм…
– Ах у него спазм?! Щас я ему произведу инъекцию! Где его сортир?!
Паренек слегка замялся, но когда я гаркнул: «Говори!…» – он тут же доложил:
– В кабинете, дверь за столом у окна… Только… – попытался он что-то добавить, но я его уже не слушал. Рванув витую бронзовую ручку на себя, я вломился в кабинет настоятеля.
Большая светлая комната была поделена на две части длинным узким столом для совещаний, примыкавшим одним концом к большому письменному столу, располагавшемуся у противоположной от входа стены. Левая стена представляла собой почти сплошное окно в хитром, изысканно-тонком переплете, вдоль правого стоял тяжелый застекленный шкаф, наполненный разнообразными, порой довольно странными предметами. В стене за письменным столом действительно виднелись две небольшие двери.
Широким шагом я направился к двери, что была у окна, не обращая внимания на трех дородных монахов, сидевших у приставного стола и резко оборвавших при моем появлении довольно шумный разговор. Все трое уставились на меня с плохо скрываемым страхом.
Я сделал знак следовавшему за мной Злату, чтобы он оставался в кабинете, а сам прошел в подсказанную секретарем настоятеля дверь.
За ней оказался довольно короткий коридорчик, оканчивавшийся еще одной дверкой, из-за которой доносилось характерное кряхтение и не менее характерный запах.
Я рванул дверь, и накинутый с противоположной стороны крючок, не выдержав рывка, выскочил из скобы.
Настоятель сидел на стульчаке с перекошенной физиономией, но мне было не до сострадания. Я схватил его за шиворот рубахи, сдернул со стульчака и потащил по коридору к кабинету, не обращая внимания на то, что ноги бедняги путаются в спущенных штанах, а его роскошная сутана осталась висеть на гвоздике в отхожем месте.
Через минуту мы вернулись в кабинет, и я, вытолкнув настоятеля на середину, задал всей четверке интересовавший меня вопрос:
– Вы помните, в чем заключается завещание отца Хэлфа?!
Все присутствующие, включая Злата, уставились на настоятеля Агалта, а тот…
Вы себе представить не можете, насколько мужчина бывает выбит из колеи, если у него спущены штаны. Можно подумать, что для сильного пола нет ничего более постыдного, чем собственная неприкрытая задница. Во всяком случае, настоятель Агалт вел себя в полном соответствии с изложенной только что максимой. Он был бледен, и отнюдь не из-за расстроившегося желудка, он странно приседал, сведя ноги вместе и пытаясь дотянуться до лежащих на полу штанов. Однако если ему это удавалось, он с такой скоростью пытался натянуть несчастные штаны на свои ноги, что неизбежно выпускал их, когда они застревали на согнутых коленях. Короче, настоятелю было явно не до ответов даже на самые грозные вопросы.
В течение нескольких долгих секунд все присутствующие наблюдали эту суетливую борьбу настоятеля с собственной одеждой, и вдруг раздался голос одного из сидящих за столом монахов:
– Может быть, мы переключим наше внимание с достопочтенного настоятеля… ну хотя бы на меня и дадим ему спокойно одеться… А я тем временем попытаюсь ответить на достаточно сложный вопрос нашего гостя.
Пять пар глаз оставили в покое голый зад настоятеля и уперлись в говорившего.
Надо сказать, что этот монах мне сразу не понравился. Его хитрющая физиономия без слов говорила, что он просто не может не обмануть слушающего его человека. Но краем глаза я заметил, с каким почтением взирают на него его коллеги и решил подождать продолжения.
Ждать пришлось недолго. Убедившись в том, что он перехватил наше внимание, монах почесал себе нос и совершенно покойно заявил:
– Да, нашим монастырем действительно было утеряно завещание отца- основателя…
Я едва не зарычал от ярости, а монах, выполнив эффектную паузу, продолжил:
– Но монастырь в этом не виноват. Восемьсот лет назад все руководство монастыря практически в одночасье скончалось от черной оспы, а настоятель сошел с ума. Передать завещание Хэлфа следующему поколению было просто некому…
«Довольно слабое утешение, – мелькнуло у меня в голове, – и наверняка вранье…»
Но монах еще не закончил своего выступления.
– К счастью, не все потеряно. Сам отец Хэлф посетил наш монастырь после постигшего нас несчастья! Он, как записано в наших древних хрониках, сам назначил нового настоятеля и имел с ним долгую приватную беседу. Кроме того, он сотворил Темное Окно, за которым хранится наша часть его завещания. Вспомните, как говорится в шестнадцатой книге «Бытия» нашего монастыря: «…И тогда великий Хэлф еще раз пришел в горы Тань-Шао к монастырю Преклони Голову, чтобы восстановить утраченное монахами завещание. Но, не доверяя более хрупкой человеческой плоти, великий Хэлф сотворил Темное Окно и поместил свое завещание за ним, так чтобы Серый Магистр сам, своей рукою, мог извлечь его, когда наступит срок исполнения пророчества…»
И монах торжествующим взглядом оглядел собравшихся. Настоятель, как
