Создавалось впечатление, что моя фигура вызывает у окружающих малолетков какие-то стойкие ассоциации. И буквально минуту спустя я понял какие! Один маленький, не старше шести лет, мальчишечка, вывернув из-за угла со своим не менее взрослым приятелем, вдруг остановился, вытаращив на меня глаза, и громко заявил:
– Глянь, памятник на лошади едет!…
Его товарищ, прищурившись, осмотрел меня и с сомнением прошепелявил щербатым ртом:
– Не… не похож… ну разве что прическа…
Они были совсем рядом, и я, наклонившись с седла, поинтересовался:
– А не подскажут мне юные джентльмены, как проехать к главному скверу?
– Он, наверно, поехал погулять и заблудился, – раздался сзади девчачий голосок. Я повернулся в седле. Рядом с лошадью стояла прелестная девчушка лет восьми в клетчатой рубашечке и чудесном комбинезончике и с жалостью глядела на меня.
– Давай, дяденька-памятник, я тебя провожу…
– Давай… – согласился я и, спрыгнув на землю, подхватил девочку и усадил ее на своего коня. Затем, взобравшись в седло и придерживая свою проводницу перед собой левой рукой, я правой погладил ее по темным волосам и сказал: – Ну давай, командуй!…
– Но-о-о, – звонко крикнула девчонка, и мой конь тронулся вперед неспешным шагом.
Благодаря указаниям девчушки я, сопровождаемый целой гурьбой детворы, очень скоро прибыл к чугунной ограде сквера. Он занимал одну из круглых площадей города и, хотя назывался центральным, был довольно небольшим. Так что прямо из-за ограды можно было разглядеть большую скульптурную группу в центре площади на большом гранитном постаменте, лишь слегка скрытом окружавшими его кустами.
Я спешился, сняв с коня девочку, привязал его к невысокому чугунному столбику ограды и, не утруждая себя поисками входа, сначала перенес через ограду свою проводницу, а затем перелез сам. Оказавшись в сквере, малышка схватила меня за палец и потащила к памятнику напрямую, по траве.
Когда мы подошли к монументу, там уже собралось человек пятнадцать наиболее бойких мальчишек и разочарованно разглядывали скульптурную группу. Их разочарование было вызвано тем, что мраморный я стоял на месте. По обеим сторонам от меня стояли два столь же мраморных, абсолютно похожих друг на друга мальчика, вцепившихся в мои руки, а чуть впереди располагались два гнома, воинственно взметнувших свои замечательные секиры.
Надо сказать, что я впервые видел скульптуры, выполненные из наборного мрамора. Причем художник настолько точно подобрал камень, что фигуры были словно живые. И признаться, я был удивлен точностью своего изображения.
С минуту я со скрытым волнением и с нескрываемым удовольствием любовался собой, но вдруг мою штанину дернула детская ручка и раздался голосок моей проводницы:
– А я думала, что ты заблудился, а это совсем и не ты…
Я снова погладил ее по голове, мне почему-то очень нравилось это делать, и, улыбнувшись, ответил:
– Да нет, моя хорошая, это я…
– Так разве ты живой?! – несказанно удивилась девчушка.
– Как видишь, вполне… – радостно ответил я, очень довольный своим памятником. Девчонка наклонила голову набок и задумчиво спросила:
– А мальчики тоже живые?
– Да, конечно, – не задумываясь, ответил я.
– Мне нравится вот этот, – застенчиво поделилась со мной юная леди, ткнув крохотным пальчиком в правую от нас фигурку.
Чем она отличалась от левой я, ей-богу, не мог понять, но поддержал мнение малышки:
– Мне он тоже нравится, – и неожиданно добавил: – Вот только он уже вырос…
Моя спутница подняла на меня испуганные глаза и прошептала:
– Он что, стал такой же большой, как и ты?!
– Да, – подтвердил я, – почти такой же…
– Как жалко… – со слезами в голосе протянула кроха.
– Ну почему? – удивился я. – Людям свойственно вырастать. Пройдет совсем немного времени и ты тоже станешь взрослой…
– Да, – обиженно согласилась девочка, – только он-то тогда уже станет совсем старым!…
Тут наш философский разговор был прерван самым бесцеремонным образом. Тот самый мальчишка, который сомневался в моей похожести на мой же собственный памятник, подошел ближе, а за ним подтянулись и остальные малолетние любители скульптуры, поглядывавшие на меня крайне заинтересованно.
– Мой отец говорит, – начал свое выступление малолетний заводила, – что этот мужик, – тут он ткнул не слишком чистым пальцем в мой монумент, – был самым замечательным чародеем…
Вопрос был явно провокационным, и ответа на него толпа юных некостинцев ожидала с большим интересом. Моя маленькая подружка хотела, видимо, предупредить меня о готовящемся подвохе, прошептав довольно громко: «Попрошайка!…» Но я несколько опередил ее со своим ответом:
– Ну почему же «был», он и сейчас кое-что умеет.
– А слабо наколдовать нам всем по ледяной собаке?! – тут же ощерился маленький вымогатель, а толпа за его спиной одобрительно загудела.
Я присел на корточки рядом со своей подружкой и поинтересовался, обращаясь исключительно к ней:
– Что такое «ледяная собака»?
Она посмотрела на меня, как смотрит первоклашка на детсадовца, и пояснила:
– Это такая большая конфета на палочке, которую можно долго-долго облизывать.
– Угу… – задумчиво буркнул я, поднимаясь. – Значит, вам всем по ледяной собаке?… А может, одну на всех?…
И я, негромко фыркнув, слегка тряхнул правым рукавом.
В тот же миг за спинами детей раздалось негромкое, но достаточно угрожающее рычание. Мальчишки мгновенно обернулись и увидели, что в траве, оскалив здоровенные зубы и посверкивая прозрачными глазищами, сидит огромный ледяной пес. Именно из его прозрачной глотки проистекало то рыканье, которое они услышали.
Ребятишки, конечно, здорово напугались, но, надо отдать им должное, деру дали только трое. Правда, в числе этих троих был и их главный заводила. Остальные мгновенно перегруппировались, оказавшись за спиной у меня и моей маленькой подружки, и напряженно ожидали дальнейших действий выпрошенной ими ледяной собаки. Смелее всех оказалась девочка. Она лишь отступила на шаг, спрятавшись за моей ногой и ухватив меня двумя руками за штанину. Именно она первой и подала голос:
– Нет, это не та ледяная собака… Твою собаку нельзя облизывать…
– Ха, – довольно возразил я, – зато моя собака умеет рычать!
– Да?! – совсем расхрабрилась малышка. – Кому это надо, чтобы ледяная
