У Ньяла не осталось времени вернуться к Сине: затрубили охотничьи рога, и охотники собрались во дворе.
День Сина провела в доме, играя с Телом-младшим и болтая с Гвенбар. В воздухе повисли тяжесть и уныние. Гвенбар казалась бледной и рассеянной. Даже Тел-младший капризничал — хныкал и плакал, пока няня не унесла его спать.
— Ты чародейка? — спросила Гвенбар Сину.
— Пока нет.
— Но ты знаешь целительство? Может, ты задержалась бы на несколько дней и понаблюдала за Брэндоном: он нездоров. С тех пор как убили его отца, он как помешанный. Не ест, мало спит,
— А что говорит ваша Целительница?
— Она тупица! — сварливо ответила Гвенбар, и на ее хорошенькое лицо легла тень беспокойства. — Она дает ему зелья, от которых он только слабеет. Он больше не пойдет к ней.
— Я сделаю, что смогу, — пообещала Сина. Она сама не спала прошлой ночью. Несмотря на радость снова видеть Ньяла, девушка чувствовала непонятный страх.
Было уже темно, когда охотники наконец въехали в ворота Кровелла. Раненые собаки лежали поперек седел. Охотники перепачкались и устали, но их буквально распирало от рассказов. Единорог выбежал из леса, чуть не растоптав нескольких пикси. Собак спустили слишком рано, и, когда те затравили единорога в предгорьях на дальнем берегу Тьмы, всадники были оттуда в несколько милях — они преодолевали брод. Единорог оторвался от собак и устало побежал назад, в Гаркинский лес, из которого его выгнала зимняя бескормица.
В конюшне стоял такой холод, что даже вода в корыте подернулась льдом. Сина завернулась в тяжелый коричневый шерстяной плащ и пошла за Ньялом. Тим подвесил факел повыше, и Сина занялась собаками. Она накладывала травяные мази на их раны, как учил ее Фаллои. Самая тяжелая рана была у старого охотничьего пса, одного из любимцев Телерхайда. Он скулил от боли, но утих, когда Ньял прошептал ему что-то. Сина зашивала глубокую рану, в которой виднелись ребра. Закончив работу, девушка погладила седую голову собаки.
— Хороший пес, — сказала она ласково. Пес лизнул ее руку. В свете лампы его похожие на волчьи глаза были большими и кроткими.
— Будь проклят этот единорог! — выругался Ньял.
— Единорог только защищался, — сказала Сина, смывая собачью кровь с рук. — Великаны ездят на единорогах, и они у них всегда смирные. Они стоят на привязи, а великанские дети играют возле их ног.
— Этот единорог чуть не до смерти забил одного из наших людей. А мы должны позволить Телу- младшему играть у его ног?
Тон Ньяла удивил девушку.
— Всякий, подвергшийся нападению, окажет сопротивление, Ньял. Ты не можешь винить единорога за то, что он такой, какой есть!
— Я знаю. Прости, Сина. — Юноша протянул к ней руку, и она обняла его, не желая, чтобы что-то жестокое или злое разъединило их.
Они вздрогнули, услышав чье-то покашливание. В дверях стоял Тим.
— Прошу прощения, сэр, но время ужинать. Вас будут ждать.
Сина поспешила к себе в спальню переодеться. Трудно быть нарядной, когда учишься у чародея, особенно когда приходится жить в логове великана, но она привезла с собой свое последнее хорошее платье. Оно было соткано эльфами из прекрасной шерсти, и Сина любила его, потому что оно было выкрашено одуванчиком в темно-бордовый Цвет, почти такой же, как поле на гербе Кровелла. Сверху она набросила свой небесно-голубой плащ. Ньял отдал девушке полированное бронзовое зеркало, и она, хмурясь, смотрела в него, расчесывая свои длинные черные волосы деревянным гребнем. Темно-зеленые глаза, смотревшие на нее из зеркала, были тревожными.
— Я не позволю этому дому сделать меня печальной! — проговорила Сина. И засмеялась, ибо ей показалось нелепым, чтобы какое-то место, а особенно дом, где она была так счастлива, могло иметь над ней такую власть.
За ужином она почти не видела Ньяла. Он сидел рядом с Брэндоном за длинным столом. Шел непринужденный разговор. Подали восхитительно приготовленное мясо. Высокий легкий хлеб, которым славился Кровелл, запивали галлонами яблочной водки из плодов, выращенных в местных садах. Гости веселели на глазах, но Ньял и Руф Наб оставались трезвыми. Брэндон холодно улыбался, наблюдая, как все наслаждаются едой. Сам он пил только воду из серебряного кувшина.
Поздно ночью Сине приснился сон. Фаллон спрашивал ее о чем-то, а она не могла ответить. Ее разбудил стук. Девушка накинула голубой плащ и в темноте пошла к двери. При свете факела она узнала Тима.
— Брэндон заболел, миледи. Ньял просит вас прийти побыстрее.
Не до конца проснувшаяся Сина пошла за Тимом по коридорам наверх. Несколько гостей стояли у двери в комнату Брэндона. Ее отец тревожно улыбнулся ей, стоявший рядом с ним Адлер низко поклонился, когда девушка проходила мимо.
Нед встретил ее в дверях.
— Ему стало плохо вскоре после ужина, — прошептал он. — Он не знает, где находится.
Брэндон лежал на своей кровати. Гвенбар стояла на коленях на полу возле него, держа его руку обеими руками, ее золотые волосы растрепались. Ньял утешал ее, гладил по плечу.
Сина встала на колени возле кровати.
— Брэндон, — спросила она, — что случилось?
Брэндон взглянул на Сину. Несмотря на то что Нед держал над Брэндоном горящий факел, его зрачки были большими и неподвижными. Тени лежали вокруг глаз лиловыми кругами. Он с трудом, учащенно дышал.
— Брэндон, — повторила девушка. — Это Сина. Что случилось?
— Сина, — прошептал он. — Где Ньял?
— Здесь.
— Гвен?
— Тоже здесь.
— Я не чувствую своих рук, — прошептал он. — Я словно уплываю.
— Ты лежишь на кровати. И Гвенбар держит тебя за руку — сожми его руку крепко, Гвенбар. Чувствуешь?
— Ньял… убийца отца… Нед… — В горле у Брэндона захрипело, и тело сотрясла сильная судорога.
— Брэндон! — в тревоге закричал Ньял.
Гвенбар заплакала.
Сина потребовала горячей воды для приготовления настоя. Ее руки тряслись, когда она перебирала небольшой запас трав, который привезла с собой. Наконец она выхватила мешочек с шалфеем. Ее пальцы долго возились с узлом
А Брэндон лежал без сознания. Когда настой был наконец приготовлен, он не смог проглотить ни капли. Дверь в комнату Брэндона была закрыта, и некоторые из гостей провели ночь по другую ее сторону в тесном коридорчике. Сина боролась за жизнь Брэндона. Она укутывала его холодные руки и ноги одеялами, наполняла воздух дымом от горящих крапивных стеблей, пыталась разбудить больного. Но пальцы Брэндона становились все холоднее, а дыхание — все реже. Брэндон умер, когда на ярком зимнем небе зажглась заря.
Глава 12
Однажды весенним вечером лесной эльф по имени Слипфит сидел неподвижно возле рощи вековых дубов в чаще Гаркинского леса. Его большие уши напряженно ловили каждый звук, глаза неотрывно следили сквозь струи дождя и сумрак за человеком, стоящим под самым большим дубом. Человек стоял, запрокинув голову, будто ждал, что дерево заговорит.
Одинокий лесной кочевник, Слипфит много лет обретался в этих краях и даже в сгущавшейся полутьме сразу узнал Фаллона — Мастера Превращений. Говорили, если застать чародея за работой, исполнится самое заветное желание. Суеверие, конечно, но этот эльф, как, впрочем, большинство эльфов, был очень
