— Оставим это! — Дима смотрел уже не умоляюще, а твердо. — Ты меня не любишь, нечего и ревновать! И никогда не любила, так — развлекалась! Не возражай!
Маша и не думала возражать. Он пугал ее все больше, и в ее сердце уже не осталось ревности — только страх. В следующий миг Дима коротко и ясно все объяснил. Она должна сказать Татьяне не только это.
— Ты вернулась туда, понимаешь? Ты решила, что разговор не окончен, и захотела с нами поквитаться! Но меня там уже не было, я ушел чуть не сразу после тебя!
Она и сама наверняка дала такие показания! А ты вернулась где-то через полчаса. И дверь ее квартиры была незаперта. А когда ты вошла на кухню — увидела труп!
Маша вскочила:
— Сума сошел, да?! Рехнулся?!
— Да ты не к следователю пойдешь, а к ней! На пять минут! — Дима тоже встал. Официантка, давно караулившая засидевшихся клиентов, торопливо принесла счет. Тот уплатил и вывел упиравшуюся Машу из кафе:
— Она испугается, а тебе-то чего бояться? Ее нужно припугнуть, понимаешь? Сделай это для меня! Я ведь заплачу! Ну хорошо! — мужчина с трудом переводил дух. — Пускай будет тысяча долларов.
— Зачем все это вранье? — Она легко вырвалась — тот на миг ослабил хватку. Попыталась заглянуть ему в глаза, но Дима их прятал. — Да ты же… Нет, не сумасшедший. Ты — убийца!
И бегом бросилась в сторону метро, задыхаясь от морозного воздуха, проглатывая его вместе со слезами и ужасом, что он ее нагонит. Маша даже не решалась оборачиваться и, только пробежав порядочный кусок Проспекта Мира, остановилась, прижав руку к груди.
Потом застегнула куртку. Никто за нею не бежал — все торопились по своим обычным предновогодним делам.
«А если не убийца — зачем ему это нужно?!».
* * *
Голова уже перестала кружиться — сотрясение мозга было несерьезным. Алла перестала соблюдать постельный режим, но четко следовала совету следователя — сидеть дома и не высовывать носа на улицу. Ей нелегко было с этим смириться. В маленькой съемной квартирке, которую она оплачивала частью из собственных заработков, частью — с помощью родителей, было невыносимо тоскливо. До сих пор она воспринимала свое временное жилище как место, где можно выспаться и наскоро приготовить вегетарианский ужин. Теперь, оглядевшись, Алла поняла, что такой подход завел ее слишком далеко.
«А если зайдет хозяйка? Она же меня выкинет!»
Квартира была неимоверно запущена. Устроить беспорядок всегда легче на маленькой территории, чем на большой, но и при условиях малогабаритки Алла превзошла саму себя. Вещи валялись кучами — где придется. У нее была привычка швырять их на пол, если она переодевалась. Была куча, которую она про себя называла «на выброс», была куча актуальных вещей — оттуда Алла время от времени извлекала что- нибудь подходящее. Была уже совсем непонятная куча — смесь из последних покупок в секонд-хэнде и буддийских лавочках. Там лежали тряпки, которые она купила «просто так» и еще ни разу не надевала.
Кровать не застилалась месяца два, белье явно нуждалось в перемене. Алла не любила стирать, и потому чистое белье добывала исключительно у мамы. Та, разумеется, не отказывала, выдавала свежие простыни, забирала в стирку грязные, но ворчала, что она при этом ощущает себя прачкой.
«Да, пора бы съездить к маме… — подумала девушка, уныло оглядывая свое жилище. — Как хорошо, что она ничего не знает о…» Нащупав больное место на затылке, поморщилась. Родителям Алла ничего о покушении на ее жизнь не сообщила. Она отлично знала, чем это обернется — ее попросту затащат обратно в лоно семьи, за шкирку, будто капризного котенка. Как будто ей не двадцать четыре года, а всего четыре. Как будто она уже и сама не может за себя постоять! Нет, говорить ничего не стоило, тем более что дело так и не было заведено. Голубкин был прав — девушка по размышлении признала это. На каких основаниях заведут дело?
Ударили ее или она сама упала и приложилась обо что-то головой? Нечего тут расследовать. Никто с нею не свяжется;
Алла с горечью вспомнила насмешливей совет следователя: «Пойдешь к ментам — оденься поприличнее».
А, собственно, зачем? Разве девушка в деловом костюме не такой же гражданин, как девушка в индийской шали и платке на голове? Глупости все…
Алла решила немного прибраться — так просто, для того чтобы не сойти с ума от скуки. Телевизор не работал — квартирная хозяйка знала об этом, но утверждала, что жиличка обязана починить его за свой счет, если хочет смотреть. А то — привезти свой. Алла махнула на это рукой — не в телевизоре счастье. Да и времени нет — то учеба, то работа… А родители еще говорят, что она занимается черт-те чем!
Она зашла на крохотную кухоньку и тут же оттуда вышла. Было ясно, что там требуется прибраться не слегка, а очень даже основательно. Горы грязной посуды, плита, покрытая коркой накипи, грозно урчащий допотопный холодильник, который точно следует разморозить и помыть, она еще ни разу этого не делала…
В комнате было чуть попригляднее. Она кое-как рассортировала вещи, связала в один узел то, что точно носить не станет, заправила постель, еще раз напомнила себе, что нужно съездить к маме за чистым бельем. Ну, конечно, чуть погодя. Ведь Голубкин не велел ей выходить из дома. Алла не воспринимала его совет как приказ, но все-таки следовала ему. Вчера весь день просидела взаперти, сегодня тоже. Это начинало надоедать, более торе; — пришлось пропустить классную тусовку, где можно было сделать несколько интересных снимков.
Бесплатным угощением, а тем более — выпивкой, девушка не интересовалась. «Поесть я могу и дома», — всегда говорила она, отворачиваясь от накрытых столов.
У нее вызывали отвращение фотографы и журналисты, которые ходят на подобные мероприятия исключительно за тем, чтобы набить живот и отравить печень.
Чтобы было веселее убираться, Алла включила магнитолу и поставила диск с этническими ирландскими песнями. Зажгла в курильнице китайское благовоние в форме конуса. Приоткрыла форточку — комнату давно стоило проветрить. Она вошла во вкус, и за полчаса комната приобрела совсем иной вид. Если идеального порядка не было, то, во всяком случае, на свалку мусора ее жилище уже не походило. 'Хоть гостей зови! — подумала она. — Да, иногда приятно бывает поболеть…
При условии, что тебя не бьют по голове неизвестно за что!'
Она храбро отправилась на кухню и даже перемыла половину посуды, когда в дверь позвонили. Алла удивленно отряхнула от пены мокрые руки. Гости к ней не ходили — она, как правило, никого не приглашала, стыдясь своего неустроенного быта, и предпочитала сама навещать друзей.
«Соседи? Я залила кого-то?»
Девушка заглянула под раковину, но пол был сухим.
Как-то раз прорвало сифон, а она и не заметила. Вода ушла вниз, просочилась между полыми панелями и целиком досталась глухонемой старушке, живущей этажом ниже. Алла имела очень неприятные объяснения, тем более что ругались они языком жестов.
— Кто? — спросила она, осторожно приникая к дверному «глазку». В плохо освещенном тамбуре маячила чья-то тень.
— Это из института, — негромко ответил ей женский голос. — Насчет списков литературы к экзаменам.
Это Жанна.
— О? — поразилась Алла и отперла дверь. — Заходи! Ты привезла мне списки?!
Подобное явление, в самом деле, могло поразить кого угодно. Эти списки были головной болью всех студентов. Как правило, преподаватель диктовал их перед сессией, во время лекции. Кто-то записывал, кто-то халтурил, кто-то вообще не был на лекции. Записать сто с лишним имен и названий, — труд немалый. Руку сведет!
Алла, считавшая себя активисткой, не раз говорила о том, что эти списки должны распространять сотрудники кафедры. Не такой уж это подвиг — сделать три десятка ксерокопий! А сколько времени и сил будет спасено!
