— На юге есть лишь один город, — заметил Евмен, который давно проснулся и уже совершил первый обзорный обход. — Иерусалим.
— И что это за город?
— Это столица одного маленького царства без царя — царства иудеев. Город стоит на высокой горе и окружен скалами.
Пока Евмен говорил, возле первого охранного поста показалась маленькая группа, которая попросила позволения пройти.
— Пропустите их, — велел Александр. — Я приму их у своего шатра.
Он накинул на плечи плащ и уселся на походную скамеечку.
Тем временем один из пришедших с посольством, говоривший по-гречески, обменялся несколькими словами с Эвриалом и спросил, не этот ли юноша, сидящий перед шатром в красном плаще, и есть царь Александр. Получив утвердительный ответ, он приблизился, ведя за собой всю свиту. Вскоре стало очевидно, кто среди них самая важная персона: это был пожилой человек среднего роста с длинной аккуратно подстриженной бородой. Голову его покрывала жесткая митра, а на груди висело украшение с двенадцатью разноцветными камнями. Он заговорил первым, и его язык, гортанный и в то же время мелодичный, аритмичный и с сильными придыханиями, на слух показался Александру похожим на финикийский.
— Да убережет тебя Господь, великий царь, — перевел толмач.
— О каком господе ты говоришь? — спросил Александр, заинтересовавшись этими словами.
— О нашем Господе Боге, Боге Израиля.
— И с чего бы это вашему богу беречь меня?
— Он уже сделал это, — ответил старик, — позволив тебе выйти невредимым из стольких сражений, чтобы, в конце концов, прийти сюда и положить конец кощунству самаритян.
Александр покачал головой, словно не увидел в словах толмача никакого смысла.
— Что такое кощунство? — спросил он.
В этот момент чья-то рука легла ему на плечо. Царь обернулся и увидел Аристандра, закутанного в белый плащ. Прорицатель смотрел на Александра со странным выражением в глазах.
— Отнесись с уважением к этому человеку, — шепнул ясновидец царю на ухо. — Его бог — несомненно, очень могущественный бог.
— Кощунство, — снова заговорил толмач, — это оскорбление Бога. А самаритяне построили храм на горе Гарицим. Тот, что ты с помощью Господа только что разрушил.
— И это было то самое… кощунство?
— Да.
— Почему?
— Потому что может быть лишь один храм.
— Один храм? — озадаченно переспросил царь. — В моей стране храмов сотни.
Тут вмешался Аристандр. Он попросил позволения поговорить с белобородым стариком:
— Что это за храм?
Старик принялся вдохновенным голосом рассказывать, а толмач переводил:
— Этот храм — дом нашего Бога, единственного сущего, создателя небес и земли, всего видимого и невидимого. Он освободил наших отцов от египетского рабства и даровал им Землю Обетованную. В течение многих лет Он жил в шатре в городе Сил, пока царь Соломон не построил ему на горе Сион, в нашем городе, великолепный храм из золота и бронзы.
— И как он выглядит, этот бог? — спросил Александр. — У тебя есть какой-нибудь его образ, чтобы показать мне?
Едва услышав от толмача вопрос, старик всем своим видом продемонстрировал крайнее отвращение и сухо ответил:
— Наш Господь никак не выглядит. Он строго-настрого запретил пользоваться образами. Образ нашего Господа повсюду: он в небесных облаках и в полевых цветах, в пении птиц и шепоте ветра в кронах деревьев.
— Но тогда что же находится в вашем храме?
— Ничего такого, что мог бы увидеть человеческий глаз.
— В таком случае кто же ты?
— Я — верховный жрец. Я представляю Господу молитвы нашего народа, и только мне одному дозволено произносить Его имя, раз в году, в самом уединенном уголке святилища. А ты кто такой, если позволено спросить?
Царь посмотрел в лицо одному из собеседников, потом другому и проговорил:
— Я хочу увидеть храм твоего бога.
Едва до старого жреца дошли слова царя, как он упал на колени и коснулся лбом земли, умоляя не делать этого:
— Прошу тебя, не оскверняй нашего святилища. Никто из необрезанных, никто из не принадлежащих к Избранному Богом Народу не может входить в храм, и я обязан препятствовать этому до последней капли крови.
Царь едва не впал в бешенство, как случалось всегда, когда он получал отказ, но Аристандр сделал ему знак сдержать свой гнев и снова шепнул на ухо:
— Отнесись с уважением к этому человеку, который готов отдать жизнь за своего бога, не имеющего обличья, но не хочет лгать и льстить тебе.
Несколько мгновений Александр молчал, а потом снова повернулся к старику с белой бородой:
— Я уважу твое желание, но взамен хочу получить от тебя ответ.
— Какой? — спросил старик.
— Ты сказал, что образ единственного бога можно увидеть в облаках на небе, в цветах на лугу, в пении птиц, в шепоте ветра… Но что от твоего бога находится в человеке?
Старик ответил:
— Бог создал человека по образу и подобию своему, но в некоторых людях образ Бога затуманен и искажен их поступками. В других же он сверкает, как полуденное солнце. И ты — из таких людей, великий государь.
И с этими словами он повернулся и ушел туда, откуда пришел.
ГЛАВА 3
Войско продолжило поход; оно миновало край Палестины и вошло в Финикию. В Тире царь хотел принести жертву Гераклу-Мелькарту, чтобы торжественным религиозным ритуалом развеять тягостное чувство тоски и тревоги, распространившееся среди солдат после смерти молодого Гектора, которую все восприняли как печальное предзнаменование.
Город еще нес на себе следы разграбления, перенесенного в прошлом году, и все же жизнь упрямо расцветала в нем снова. Выжившие отстраивали заново свои жилища, привозя строительные материалы на лодках с берега. Другие занялись рыбной ловлей, третьи восстанавливали предприятия, где производился самый ценный в мире пурпур из размоченных мидий, что водились на местных рифах. С Кипра и из Сидона прибывали новые колонисты, пополняя население древней метрополии. Царивший над руинами дух запустения постепенно рассеивался.
В Тире к Александру зачастили многочисленные посольства от разных греческих городов и островов; кроме того, прибыло несколько сообщений от военачальника Антипатра, который извещал о ходе воинского набора в северных районах. Пришло и письмо от матери, которое произвело на Александра глубокое впечатление.
Олимпиада Александру, нежно любимому сыну: здравствуй!
Я получила известие о том, что ты посетил святилище Зевса средь песков пустыни, и об ответе, данном тебе богом, и в сердце у меня осталось глубокое чувство. Мне вспомнилось, как впервые ощутила я, что ты шевелишься у меня в лоне. Это произошло в тот день, когда я пришла посоветоваться с оракулом Зевса в Додоне, на моей родине, в Эпире.
В тот день порыв ветра принес к нам песок пустыни, и жрецы сказали мне, что тебе суждено величие и что предсказанное осуществится, когда ты придешь в другое великое святилище бога, стоящее среди
