Огонь они открыли одновременно. Но Виктор был вовремя предупрежден о нежелательном «ведомом», а фашист – тот просто перестал существовать. Он как-то моментально исчез внизу, под моим самолетом.
Но я не видел, как упал «Юнкерс». Не до того было. Частый сухой треск пулевых попаданий и разрывов снарядов вплелся в ровный рев мотора – по фюзеляжу и хвосту «Бэллочки» ударила длинная очередь.
Самолет вздрогнул, его резко бросило влево, и он перешел в отвесное пикирование. Попытки вывести его не давали результатов: не хватало силы рулями высоты преодолеть сопротивление развороченного снарядом и загнувшегося стабилизатора.
Две тысячи метров… Полторы… «Кобра» пикирует все так же отвесно. Я обеими руками тяну ручку управления на себя. Безрезультатно… «Триммер!» – мелькнула мысль, и я стал быстро вращать на себя штурвальчик триммера руля высоты, чтобы снять нагрузку с рулей. Пятьсот метров… Слишком низко. Снова обеими руками тяну ручку. Самолет дрогнул, нос его, направленный до этого в одну точку на земле, стал потихоньку передвигаться. Под капотом заскользила белая снежная степь. «Снегу сколько! – пришла ненужная мысль. – Вчера под Кривым Рогом совсем почти не было…» Очень медленно… Так не хватит высоты. Я посильнее уперся ногами в педали и изо всех сил потянул ручку. Казалось, такого напряжения не выдержит металл, согнется, сломается дюралевая ручка… Но вот самолет быстрее стал выходить из пикирования. Еще, еще… С катастрофической скоростью приближалась земля. Прыгать поздно… Я уже ясно видел место, куда должен врезаться самолет…
Только над самой землей мне удалось вырвать «ястребок» из пикирования. Туча снега, поднятого с земли винтом (он все-таки задел лопастями снег) и воздухом, сжатым крыльями самолета, на миг заслонила все вокруг. Но «ястребок» тут же вырвался из этого облака и пошел вверх, туда, где еще продолжался воздушный бой.
Впрочем, продолжался он недолго. А то бы, наверное, плохо пришлось мне на почти неуправляемой «Кобре». Но вид фашистских трех «лаптежников» и «Мессера», которые догорали на земле, пятная хлопьями черной копоти свежую белизну снега, сделал свое дело. Остальные «Юнкерсы», сбрасывая бомбы на свои же войска, поодиночке удирали из боя. «Мессеры» и «Фоккеры» проделали этот маневр гораздо раньше.
Восьмерка «ястребков» возвращалась домой. Семь из них шли в строю, а восьмой тянулся далеко сзади. При увеличении оборотов мотора и скорости его начинало тянуть в пикирование. Приходилось идти почти на посадочной скорости – я никак не мог пристроиться к группе. На счастье, фашистских истребителей поблизости не было…
Бобров и все остальные успели сесть и зарулить на стоянки, когда я еще только подходил к аэродрому. Сразу выпустил шасси, щитки и зашел на посадку…
Королев выключил мотор, расстегнул лямки парашюта, открыл дверцу и нехотя вылез на крыло. В его глазах все еще стояла картина взрыва на том месте, где его ведомый врезался в землю. Парашютистов в воздухе не было. Ни наших, ни немцев. Значит, все…
Все прилетевшие самолеты моментально окружили механики, мотористы, оружейники. И у «ястребка» Королева собрался весь экипаж.
А рядом пустая стоянка. И никогда больше там не будет стоять его «ястребок». И он сам не будет идти после вылета сюда с радостным или хмурым – в зависимости от результатов проведенного вылета – лицом. Вместо него оттуда идет Волков. Что ему сказать?.. Виктор печально опустил голову.
– Товарищ лейтенант, а где мой?
– Там… – Королев махнул рукой в сторону линии фронта, тяжело вздохнул и добавил: – Врезался в землю…
Самолет сильно «висел» на ручке: все время стремился опустить нос и перейти в пикирование, хотя триммер был выбран полностью. «Ничего, еще немножко, сяду…» Но со старта одна за другой взвились несколько красных ракет – запрещение посадки. «В чем дело?! Расчет правильный». – Я решил не обращать внимания на ракеты и садиться. Больше бороться со своим отяжелевшим «ястребком» я не мог.
Приближается земля, выравнивание… Через несколько секунд колеса коснутся заснеженной поверхности летного поля, и самолет покатится по аэродрому. Я взглянул на посадочное «Т» – нужно уточнить расчет. Возле черных полотнищ на снегу лежал человек. Он зачем-то задрал ноги вверх, хлопал по ним руками, потом вскочил и выстрелил из ракетницы почти прямо в самолет.
«Шасси!..» – догадался я, и рука сама в тот же миг двинула сектор газа вперед. Мотор взревел, и «ястребок» пошел на второй круг. Тут только я посмотрел на лампочки сигнализации шасси.
Горели красные огоньки. «Шасси не вышло… Нужно выпускать вручную…»
Два круга пришлось сделать над аэродромом. Пот заливал глаза, лицо, струйками пробегал по спине и груди. По мере выхода шасси «ястребок» все больше «висел» на ручке. Руки от напряжения противно дрожали. Но наконец загорелись зеленые огоньки – шасси выпущено!
Еще в начале пробега самолет сильно повело влево. Даже правый тормоз не помогал. О рулежке не могло быть и речи. Скатившись с посадочной полосы, обозначенной редкими вешками, влево, я выключил мотор. Открыл дверцу, приподнялся, но тут же снова сел. Все тело болело, стало каким-то непослушным… Наконец кое-как сумел выбраться из кабины и почти упал на землю. Оперся о крыло, стоял, отдыхая и наслаждаясь холодным ветерком, приятно овевающим разгоряченное лицо, мокрую от пота гимнастерку.
Минут через пять подбежали Волков, Ананьев, Карпушкин. Некоторое время я молча смотрел на улыбающееся лицо Николая с искрящимися радостью светло-голубыми глазами.
До меня не сразу дошел смысл того, что говорил Николай.
«Врезался в землю… Взорвался… Кто врезался?»
– Товарищ командир, так что же случилось?
– Что?
– Мне сказали, что вы врезались в землю, самолет взорвался… Ой, что это я?! Вы ж замерзнете! – Волков, обрадованный возвращением командира, только сейчас заметил, что тот, мокрый от пота, все еще стоит раздетый на морозе и его гимнастерка уже покрылась инеем. – Возьмите мою куртку! – Он стал снимать свою недавно полученную новенькую и поэтому еще чистую техническую куртку.
Я не обратил внимания на предложение одеться.
