Мы снова разговорились о бое, о том, как удалось вывести самолет из пикирования.
– Говоришь, Бобров сзади был. Как же «шмит» мог подобраться? Ишь как разворотили тебе хвост! Никогда не думал, что немецкие пушки так дают. На «шмитах» все пушки маленького калибра. Может, тебе «Юнкерс» засадил?
– Черт его знает… «Лапти» за мной не увязывались… Может, два или три снаряда попали в одно место?
– Так не бывает, хотя… – что «хотя», Виктор не уточнил. Он просто не знал, как можно объяснить такие результаты огня «Ме-109».
Пока мы разговаривали, стоя у дверей землянки, сюда подошли остальные летчики. Они успели осмотреть подбитый «ястребок», радовались тому, что товарищ вернулся невредимым, но грубоватым подтруниванием скрывали свои истинные чувства.
– Ну что, познакомился с немцем? Или от старого знакомого привет получил? – спросил Ипполитов, намекая на пробоину, которую я привез в одном из первых своих вылетов на Днепре.
– Нет, он просто хотел испытать самолет на прочность. Узнать, сколько он снарядов может выдержать, – «возразил» Лусто.
– Ну и как, узнал?
Я знал, что в таких случаях лучше молчать. Сам не раз участвовал в подобных подначках. Возражения всегда еще больше подзадоривали летчиков. К тому же я замерз в своем мокром от пота обмундировании и хотел побыстрее уйти в землянку, к печке. Возможно, еще долго бы продолжалось беззлобное подшучивание, но меня выручил Архипенко.
– Хватит! – оборвал он подначки. – Быстренько готовьтесь, сейчас опять полетим. Ты, – он повернулся ко мне, – не пойдешь – Чугунов слетает.
– Где он?
Ни на стоянке, ни в землянке Чугунова не оказалось…
Вечером ко мне подошел Волков.
– А что, товарищ командир, на «Мессерах» такие же пулеметы стоят, как и на «Кобрах»?
– Нет, конечно! А в чем дело?
– Да вот между тормозными дисками левого колеса застряла бронебойная пуля нашего крупнокалиберного пулемета, которая заклинила колесо намертво. – Волков показал пулю от крупнокалиберного пулемета «Кольт-Браунинг», которые стояли на «Аэрокобрах». Королев стоял рядом.
– Тогда ясно! Бобров стрелял в «шмита», а очередь всадил в тебя! Поэтому-то такие разрушения. А я-то думал, откуда у «Мессеров» такие мощные пушки?! Только об этом ни гу-гу, а то Бобров тебя без соли скушает… У него гонор знаешь какой! А кому охота признаваться, что он вместо врага своего сбил?
Об этом в полку никто не узнал, только техники и механики ехидно посмеивались, глядя, как на машине командира полка подрисовывают еще одну звездочку.
Что ты сможешь один!
К вечеру у меня разболелась голова. Но по привычке все же подсел с какой-то книжкой поближе к «катюше» (коптилке, сделанной из пушечной гильзы) и начал читать. Подошел Ипполитов, сел рядом и спросил:
– Чего это ты все читаешь? Не надоело? Сегодня чуть не убили. Зачем тогда тебе эти книги? Там институтов нет, учиться дальше не будешь.
Я был направлен в авиацию с первого курса геолого-разведочного института. Не хотелось отвечать, но к разговору стали прислушиваться остальные летчики.
– Эх ты, голова як казан, а розуму ни ложкы! – ответил ему украинской поговоркой. – Я помирать не собираюсь. Еще поживу.
– Ты что, серьезно думаешь живым остаться?! – удивился Иван.
Я даже привстал от неожиданности.
– Конечно… А если и убьют, так что?
– Зачем тогда голову забивать?
– А что, с пустой головой мертвому легче жить?
– Время зря теряешь…
– Н-да… Логика у тебя железная. Даже булыжная. По-твоему, выходит, вообще читать, учиться не стоит. Даже и без войны. Все равно, мол, умрешь когда-нибудь.
– Ну, когда войны нет, людей не убивают каждый день. А тут не знаешь, будешь завтра жить или нет.
– От тебя самого зависит, будешь завтра жить или нет. Смотреть нужно, правильно маневрировать, быстро принимать решения…
Ипполитов не дал мне развить мысль.
– Говорить-то ты мастер – смотреть, маневрировать, решения!.. А сам сегодня чуть не сыграл в коробочку. Чего ж не смотрел?
– Иногда о себе некогда думать. Многие сознательно жертвуют собой. Вон Букчин закрыл Гулаева. А Матросов? Гастелло? Талалихин? Нельзя же только о себе думать.
– Кто же о тебе подумает, если не сам?
