оставаясь рабыней, а я — нет. Даже имея справедливого и доброго мужа. А Ричиус… — Она помолчала и улыбнулась. — Ты его не знаешь, Наджир. Никто его здесь не знает. Он особенный. Я это поняла, стоило мне только его увидеть. С ним я чувствую себя равной. Я чувствую, что мы принадлежим друг другу.
— Это грезы, — укоризненно покачала головой Наджир. — Ты молода и влюблена. Я уверена, ты значишь для него не больше, чем любая другая женщина.
— Ты ошибаешься! — оскорбилась Дьяна. — Ради меня он отказался от всего. В Наре было достаточно женщин, с которыми он мог бы переспать, но он вернулся за мной.
— Значит, он тоже влюблен. Он не намного старше тебя — по крайней мере молод для того, чтобы ослепнуть от любви. Не отказывайся ради него от всего, что у тебя есть, Дьяна. Он не будет с тобой вечно, и подумай о ребенке. Какая у нее может быть жизнь с отцом-нарцем? Она никогда…
— Наджир, я вовсе не собиралась изменять Тарну. Ему нужна только моя верность, и я своего слова не нарушу. Я знаю, что никогда не смогу быть с Ричиусом.
Наджир опустила глаза.
— Я его ненавижу, — прошептала она. — Но я не могу ненавидеть тебя. Тебя мне жалко.
— Меня не надо жалеть. — Дьяна встала. — И ты заблуждаешься на его счет, Наджир. Мне жаль, что ты этого не понимаешь. Мне жаль, что твой муж этого не понимает. Он — хороший человек. Он заслужил большего, нежели твоя ненависть.
— После смерти Тала у меня не осталось ничего, кроме ненависти, — просто ответила Наджир. — Не отнимай ее у меня.
На это Дьяне нечего было ответить. Она кивком поблагодарила женщину и удалилась, предоставив своей подруге в одиночестве искать другие целебные растения. Дьяна осторожно ступала по тропинке и через несколько минут вышла из леса. Прямо перед ней вознесся высоко в небо замок Дринг, бросая густую тень на двор. Когда она проходила мимо обитательниц замка, те странно на нее поглядывали и начинали перешептываться друг с другом. Дьяна сделала вид, что не замечает этого. Из всех женщин, которые жили в замке, одна Наджир проявляла к ней хоть немного дружелюбия. Пока остальные ухаживали за воинами долины, Дьяна заботилась об одном Ричиусе. Она знала: многие недоумевают, видя, сколько внимания она уделяет нарцу. Тем не менее она предприняла попытку присоединиться к ним. Когда с фронта вернулись первые раненые, она предложила свою помощь — но все ее отталкивали. И теперь, четыре дня спустя, она не собиралась объяснять свои поступки сборищу сплетниц, которые предпочли бы, чтоб их мужчины умерли, но не получили помощь от рук шлюхи.
К счастью, коридор, ведущий в комнату Ричиуса, оказался пустым. Она задрожала от волнения. Ричиус обрадуется, что ей удалось найти целебные листья. Теперь, когда его спина стала достаточно жесткой, чтобы до нее можно было дотронуться, лесное снадобье принесет ему облегчение. Она постучала в дверь и тихо окликнула его:
— Ричиус?
Ей ответил хриплый голос человека, давно лишенного сна.
— Войдите.
Она открыла дверь. Ричиус лежал на животе, его обожженная спина оставалась открытой. Он приподнимался на локтях, держа в руках перо, и возился с какой-то книжицей. Волосы у него слиплись. В нос Дьяне ударил запах пота. Но когда он узнал ее, его усталые глаза просветлели.
— Дьяна, — прохрипел он, — ты их нашла?
Она продемонстрировала ему корзинку.
— Ох, слава Богу! — вздохнул он. — Слава Богу.
— Наджир мне их показала. — Дьяна подошла к кровати. — Она уверена, это поможет. Надеюсь, она не ошиблась.
— Я тоже. Только осторожнее, хорошо? Кожа у меня все еще горит огнем.
— Я буду осторожна.
Она села на кровать и осмотрела его спину. Таких страшных ожогов она никогда не видела. Даже следы плети на спине Тарна по сравнению с ними казались пустяком. От плеч до пояса тянулись извилистые борозды, которые ненасытная кислота проела в его плоти.
— Я сейчас до тебя дотронусь, — предупредила она. — Готовься.
Она бережно прикоснулась к спине Ричиуса одним пальцем. Он сразу же напрягся. Когда он пришел в себя в замке, то плакал, как ребенок. Наджир пыталась усыпить его, сжигая травяные благовония, но боль оказалась слишком сильной. Даже перевязок он не мог вынести, поэтому женщины оставили его раны открытыми в надежде, что они подсохнут. Конечно, рубцов не избежать, как и мучительной боли. Даже само дыхание превратилось в тяжкий труд. Ричиус продолжал бой после ожога, чем вызвал уважение Фориса и других воинов. Однако кислота — это страшное оружие Нара — коварна, и ее последствия проявляются спустя много часов после поражения. В ту первую ночь Дьяна вообще не спала.
— Больно? — спросила она, чуть-чуть прижимая пальцем кожу.
Ричиус поморщился.
— Больно.
Дьяна внутренне содрогнулась, но сказала ободряюще:
— Не тревожься. Наджир знает, как действенно это снадобье.
Она взяла из корзинки один листок, разломила его пополам и обрызгала спину тягучим соком. Затем решительно взяла второй и повторила процедуру.
— Холодный, — отметил Ричиус. — Приятно.
— А станет еще лучше, когда я его вотру.
Продолжая окроплять спину драгоценным соком, Дьяна указала подбородком на книжку. На открытой странице толпились кривые строки и кое-как набросанные схемы. В центре оказалось некое подобие карты.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Это мой дневник. Я тут кое-что обдумывал. Хорошо, что ты пришла — обсудим с тобой мои планы.
Она потихоньку выжала на спину новую порцию сока.
— Это карта?
— Карта долины. Послушай, Дьяна, у меня есть кое-какие идеи: надо заставить нарцев отступить.
Она разломила последний листок и намазала липким соком свои руки.
— Готов?
Ричиус напрягся.
— Да.
Он положил дневник на пол и опустил голову.
— Я осторожно.
Улыбка у него получилась перекошенная. Дьяна бережно положила ладони ему на спину. В этот миг все его тело судорожно напряглось. Она инстинктивно отдернула руки.
— Извини, Ричиус, я не хочу делать тебе больно… — пролепетала она.
Он помотал головой.
— Продолжай. Делай что надо.
Она снова положила руки на спину. Теперь липкое вещество стало холоднее. Она почувствовала, как холод проникает ей под ногти. Она постепенно сдвигала ладони вниз по спине, втирая остатки сока, проводила пальцами по болячкам и отслаивавшимся чешуйкам засохшего гноя. Ричиус облегченно вздохнул.
— Действует! — тихо молвил он. — Боже милосердный, действует!
Он закрыл глаза, и она массировала его изодранную плоть, и все время разговаривала с ним, словно с ребенком, которого надо отвлекать. Липкая мазь приятно холодила руки, напоминая ласковую осень. Ей нравилось это ощущение, как и скольжение пальцев по телу, которым она наслаждалась. Пострадавшее в бою, оно все равно оставалось прекрасным.
Ее руки застыли на месте.
Ричиус открыл глаза.
— Почему ты остановилась?
