Дакеля было против меня столько свидетельств — и он все равно меня отпустил!
— Я же там был, — сказал Алазариан. — Я слышал, что он вам говорил. Все эти обвинения...
— Не твоя забота.
Лета начали раздражать расспросы, и он помахал рукой, словно отгоняя надоедливую муху. Алазариан прикусил губу. Ему страшно было продолжать, но не хотелось останавливаться.
— Мне было страшно, — тихо проговорил он, изображая искренность. — Я не знаю, что с вами будет. Мне казалось, Дакель может вас казнить.
Лет бросил карты на стол, уступая настойчивой болтовне Алазариана.
— Послушай, — сказал он, — если тебе хочется наблюдать за игрой, давай. Может, даже чему-нибудь научишься. Но замолчи, ладно? Ты ничего не знаешь о том, что несешь, и это начинает надоедать.
— Я все время сидел с матерью, — ответил Алазариан. — Я не знал, что вы делали в Арамуре. Но, может быть, теперь я смогу вам помогать... если вы мне скажете.
Элрад Лет не взял карты со стола. Он пристально смотрел на Алазариана, поглаживая бороду. Алазариан решил, что зашел слишком далеко. И тут, к его изумлению, Лет улыбнулся.
— Не будь ты таким слабаком, я бы смог тебя использовать, мальчик. Происходят важные события, вещи, в которых моему сыну следовало бы участвовать. Хотел бы я иметь сына! — Он прищурился. — Но у меня, его нет. У меня есть ты. Моя любимая маленькая девочка.
Алазариан похолодел. В эту минуту он отдал бы все, лишь бы иметь фехтовальные способности Шинна. Собрав все свое мужество, он сохранил личину, стараясь изобразить обиду от такого оскорбления, но не настолько большую обиду, чтобы отступить. Если он действительно собирается выполнить поручения Бьяджио, ему нужны ответы.
— Я могу делать все то, что делают другие мальчишки, — сказал он. — Мне просто нужна возможность показать себя. Если вы разрешите мне попробовать, то я вас не разочарую, отец.
Он редко называл Лета отцом и сам удивился тому, что воспользовался этим словом.
— Ты ничего не поймешь, — сказал Лет. — У тебя в голове один ветер, как у твоей матери. Она вечно торчала в саду, собирала цветочки — или утыкалась носом в какую-нибудь дурацкую книгу. Мне нужен был такой сын, как Блэквуд Гэйл. Сильный сын, которым я мог бы гордиться. А вместо этого твоя мать родила тебя. — Он с раздражением отбросил карты. — Как я могу дать тебе какую-то возможность? Ты все испортишь, о чем бы я тебя ни попросил. Стоит только одному из Праведников Роба на тебя посмотреть, и ты разрыдаешься, как младенец.
— Ничего подобного! — вспылил Алазариан. Он попался на собственный крючок, и теперь ему приходилось защищаться, словно он действительно хочет присоединиться к кровавому походу отца. — Я могу сражаться. И я сообразительный. Я знаю больше, чем вы думаете.
— Ну конечно! — протянул Лет. — А теперь пойди и нарисуй красивую картинку.
— Знаю! — не сдавался Алазариан. — Я знаю, что вы боитесь Редберна из Высокогорья, вот почему вы рискуете нашими жизнями на этом корабле.
— Что? — прогремел Лет, вставая. — Ты думаешь, я боюсь? Алазариан не отступил. В нем скопилось слишком много гнева и возмущения. Он вызывающе посмотрел на Лета.
— Боитесь! — объявил Алазариан. — Иначе, почему мы плывем на этом корабле, а не поехали через Высокогорье, как всегда делали раньше?
— Горцы опасны, — сказал Лет. — Как я и заявил Протекторату.
— Это ложь. Редберн и его люди никогда никому не угрожали. Если сейчас они стали вашими врагами, то потому, что вы сами их против себя восстановили.
Рука Элрада Лета с размахом впечаталась Алазариану в щеку. Алазариан отлетел назад, но прежде чем Лет смог накинуться на него снова, Шинн вскочил и оттащил его назад.
— Прекратите, — убеждал его Шинн, хватая Лета за руку. — Вы пьяны. Ни к чему бить парня за то, что он открыл рот.
— Ты, маленький звереныш! — крикнул Лет, грозя Алазариану пальцем. — Предупреждаю тебя: не смей меня укорять! Твоей матери больше нет рядом, чтобы тебя защитить!
— Мне не нужна ее защита! — бросил в ответ Алазариан. — Я не боюсь вас. Я знаю, что...
Он закрыл рот, едва успев удержать роковые слова. Что он говорит? Ему надо держать рот на замке: все, что говорил ему Бьяджио, должно остаться в тайне. Он пощупал языком зубы и обнаружил, что один начал качаться.
— Слабак! — прошипел Лет. Он вырвался от Шинна, успокоился и медленно опустился на стул. Пригвоздив Алазариана стальным взглядом, он сказал: — Посмотри на себя: разнюнился из-за легкой пощечины! И ты хочешь выступить против Праведников? Да ты описаешься еще до того, как кто-нибудь обнажит меч!
«Да, — с горечью подумал Алазариан. — Давай, думай так и дальше. Я вернусь обратно с армией трийских львов и вырву твое гнилое сердце».
— Я иду наверх, — сказал он.
— Да, беги наверх, — поддразнил его Лет. — Девчонки всегда так делают, правда? Иди наверх, дуйся под дождем, а настоящие мужчины останутся в тепле, и будут играть в карты.
— Вы пьяный мерзавец, — бросил Алазариан, закрывая за собой дверь.
Он слышал, что Лет крикнул что-то ему вслед, но это не имело значения. К ночи отец забудет все, что сейчас произошло. А когда действие вина закончится, он снова станет прежним негодяем. Алазариан остановился за дверью каюты. Его трясло после столкновения с отцом. Никогда раньше он не держался с Летом так вызывающе. Руки у него дрожали, сердце стучало так, словно он пробежал целую милю.
По крайней мере, ему удалось узнать нечто важное. Теперь он знает, что Лет скрывает что-то, что касается Высокогорья. А еще Алазариан знает, что по-прежнему ненавидит Элрада Лета и действительно способен выдать его трийцам. Он поедет в авангарде трийской армии, и Лет увидит его, гордого и бесстрашного, и он испуганно скорчится перед юношей, которого так часто называл слабаком, и пожалеет обо всех тех ударах, которые он ему нанес.
— Это правда, — поклялся Алазариан, глядя на закрытую дверь. — Попомни мои слова, «отец»!
Заметив, что в коридоре никого нет, Алазариан попытался решить, куда пойти. На палубе по-прежнему шел дождь, так что он направился в крошечный камбуз на корме судна. Там всегда стоял котелок с супом, а из-за холодного дождя Алазариану захотелось горячего. Корабль качался у него под ногами. Он очень быстро дошел до камбуза — крошечного помещения с одной скамьей, где над кирпичным очагом висел громадный котел. В очаге ярко горели угли, так что котел всегда оставался горячим, — но из-за этого на камбузе было невыносимо жарко. Обычно тут не было никого, кроме корабельного кока по имени Рал. Однако на этот раз Рала нигде не было видно. Вместо него Алазариан обнаружил морщинистого мужчину с седой бородой и шваброй в руках: он мыл на камбузе пол, насвистывая сквозь щербатые зубы какую-то мелодию. Он был одет так же, как остальные матросы: в грязные портки и рубашку, которая когда-то была белой, но давно превратилась в серую. Алазариан замялся. Мужчина не замечал его, продолжая весело насвистывать, пока не повернулся к двери. Увидев застывшего в дверях паренька, он выпрямился, опираясь на швабру.
— Здравствуйте, юный господин. Я просто немного прибираюсь. Эти люди — они как свиньи! — Он с отвращением посмотрел на пол. — Ведут себя на корабле как в хлеву. Я сейчас уйду и не стану вам мешать.
— Вы мне не мешаете, — сказал Алазариан. — Это я вам мешаю. Я вернусь попозже.
— Нет-нет! — Мужчина посторонился, приглашая Алазариана войти. — Входите и поешьте. Не обращайте на Келло внимания.
Он улыбнулся, продемонстрировав гноящиеся десны и желтые зубы.
Алазариан еще немного помедлил, но потом нерешительно сказал: «Ладно», — и вошел.
Матрос показался ему достаточно безобидным, так что Алазариан взял с колышка на стене металлическую кружку и направился к котлу. Заглянув в него, он увидел неожиданно аппетитный суп, где в отваре дымились кусочки картофеля и овощей.
— Вкусный, — сказал матрос. — Рал свое дело знает. Поешьте. Вам понравится.
У котла был черпак. Алазариан зачерпнул щедрую порцию супа и налил его в кружку. Матрос нашел ложку и протянул ее Алазариану.
