Эта задача оказалась чудовищно трудной. Прошло всего несколько минут — и на лбу Ричиуса выступили капли пота. Симон уже начал тяжело дышать. Однако они обменивались подбадривающими взглядами и продолжали сражаться с упрямой корой и каменной древесиной, с хрипом напрягая мышцы до предела. Они работали не меньше часа, и когда на стволе наконец появилась глубокая впадина, Симон поднял руку, сдаваясь.
— Боже, ну я и устал! — прохрипел он, смеясь.
Он оперся на топор. Его лицо и рубашка вымокли от пота. Им удалось подрубить только часть ствола, и впереди их ждали еще часы работы.
— Ты уверен, что это была хорошая мысль? — съязвил Ричиус.
Он бросил топор и направился туда, где они оставили лошадей. Мехи, которые они взяли с собой, были полны прохладной влагой. Ричиус принес их к дубу вместе с едой. Ему не просто хотелось пить. Тяжелая работа принесла с собой чувство острого голода. А впереди оставалось еще гораздо больше. Сначала им надо будет завалить гигантское дерево, а потом разрубить его на части, которые еще надо будет отволочь к повозке. Ричиус тихо чертыхался, ругая себя за то, что позволил Симону выбрать дерево. Но потом он вспомнил, с какой решимостью нарец смотрел на дуб и с какой яростью замахивался топором, и подумал, что предоставить Симону право выбора было разумно. Какой бы гнев он ни испытывал, теперь он изливался через его топор на старый дуб, и казалось, будто они действительно земляки — а может, даже друзья.
Ричиус поспешил обратно
— Хорошо! — вздохнул он. — Спасибо. А это что? Еда?
— Моя жена запаковала нам кое-что. Есть хочешь?
— Всегда! — ухмыльнулся Симон. Он посмотрел на дерево. — Но у нас много работы. Может, стоит повременить?
Ричиус уселся на землю и начал рыться в мешке.
— Можешь повременить, если хочешь. А я буду сидеть и смотреть, как ты работаешь. Ладно?
— Ну уж нет! — ответил Симон, снова бросая топор. Вытянув шею, он попытался заглянуть в мешок. — Что там у тебя?
Ричиус начал вынимать из мешка еду. Две пресные лепешки, немного овощей, немного вяленого мяса, фрукты, похожие на яблоки. Это была трийская еда, но Ричиус давно успел к ней привыкнуть, а Симон, который, похоже, был готов есть что угодно, нетерпеливо уселся за трапезу. Схватив один из плодов, он откусил большой кусок и радостно вздохнул, ощутив его вкус.
— Что это? — спросил он. — Вкусно!
— Трийцы называют его «шибо», — объяснил Ричиус. — Плод любви. Его дает дерево, которое растет здесь неподалеку. Их собирают осенью, как яблоки.
Симон вытащил из-за пояса кинжал и начал отрезать куски плода. Он протянул один кусок Ричиусу. Сезон шибо как раз недавно начался. Ричиус оторвал кусок трийской лепешки и подал Симону. Нарец поднес хлеб к носу и понюхал. Ноздри у него все еще были распухшие, но он уже ощущал запахи.
— Боже, до чего приятно снова видеть еду! — сказал он. — Да еще так много. Не понимаю, чем ты здесь недоволен, Вэнтран. Ты тут недурно устроился — бывает намного хуже.
— Наверное, — пожал плечами Ричиус. — Но в жизни есть не только еда, знаешь ли. Иногда человеку нужно нечто больше, чем крыша над головой и вдоволь еды. — Он поднял взгляд, вглядываясь Симону в лицо. — Ты так не считаешь?
— Человеку нужно очень мало, — заявил Симон. — Ты — королевских кровей. Ты не знаешь, каково это — не иметь ничего. А я знаю. И когда я ем хороший хлеб, наверное, я чувствую больше, чем ты. Ты ведь привык, что тебе все подносят на блюде, правда? Я не хочу тебя обидеть, честно. Но это истина. Я прав?
— Ты ошибаешься. Когда я воевал в долине Дринг, у нас ничего не было — даже провизии из империи. И я никогда не хотел становиться королем. Это случилось, когда погиб мой отец, и от меня тут ничего не зависело. И никто не давал мне ни Дьяны, ни Шани. Мне пришлось сражаться, чтобы их вернуть. Заплатил я за это тем, что меня изгнали из Нара. К тому же я потерял Арамур. Так что не думай, будто я много чем владею, Симон, потому что это не так. Теперь — не так.
Симона это не убедило. Он демонстративно отрезал кинжалом еще кусок плода любви и положил его в рот прямо с лезвия. Начав жевать, он лукаво улыбнулся:
— Хочешь обменяться печальными историями, Шакал? Не советую. Ты проиграешь.
— Возможно. Но я не хочу, чтобы ты заблуждался насчет меня. Что бы ты ни слышал обо мне в Наре или от Блэквуда Гэйла, это ложь. Я не какой-то балованный мальчишка-принц. Здесь, в Люсел-Лоре, мы вели тяжелые бои. Мне пришлось повидать немало ужасов. И я потерял друзей. Не заставляй меня вступаться за их память, Симон. Тогда проиграешь ты.
Симон вскинул руки, шутливо показывая, что сдается.
— Ладно. Как я уже сказал — я не хочу тебя обидеть. Но ты слоняешься по замку с таким видом, словно на тебе лежит груз всего мира.
— Ты даже себе не представляешь, — тихо проговорил Ричиус.
— Возможно. Почему бы тебе меня не просветить?
— Спасибо, нет. Это личное.
— Возможно, нам предстоит долго быть вместе, — сказал Симон. — Я уже кое-что рассказал тебе о себе, о том, почему дезертировал. Теперь твоя очередь.
— Мы с тобой не в игры играем, Симон. Я не обязан ничего тебе рассказывать. Симон ухмыльнулся:
— Знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя, Вэнтран?
— Что?
Симон откинулся назад, устраиваясь поудобнее.
— Тебе по-настоящему надоело жить с трийцами. Это заметно. Тебе хочется снова оказаться в Наре, среди своих. И ты не можешь не гадать о том, что сейчас происходит в Арамуре, правда? Я это знаю, потому что у меня самого те же мысли. Мне тоже хотелось бы знать, что происходит в империи, а особенно дома, в Дории. Но я оставил все это позади. А ты не оставил. Не желаешь оставить.
— Не могу, — возразил Ричиус. — Ты ведь не король Дории, Симон. Ты не бросил людей на смерть. В глазах Симона загорелся пытливый огонь.
— А ты бросил?
Это был ужасающий вопрос. Ричиус отвернулся, глядя на землю и недбеденный кусок лепешки.
— Да, — прошептал он. — Я оставил там жену. Ты уже это знаешь. Блэквуд Гэйл ее убил. Гэйл и Бьяджио. — Он закрыл глаза, и перед ним предстало ее лицо. — Ее звали Сабрина.
— Она была очень красивая, — сказал Симон. — Об этом слышали все, кто служил с Гэйлом. То, что он с ней сделал, — это варварство. Мне очень тебя жаль.
— Убийство совершил Гэйл. Теперь он погиб. И, благодарение Богу, от моей руки. Но не тот второй дьявол, Бьяджио. Именно он отдал такой приказ. Они с Аркусом отдали Арамур Талистану. — Ричиус поднял взгляд на Симона и увидел его полное печали лицо. — И я не могу с этим жить. Вот что ты видишь, глядя на меня, Симон. Это не грусть. Это месть.
— Как я уже сказал, мне тебя жаль, — повторил Симон. Как это ни странно, при этом он посмотрел на дерево. — Месть — это страшная штука. Она пожирает человека. И если ты это допустишь, она пожрет и тебя.
— Это уже случилось, — признался Ричиус. — Я не могу думать ни о чем, кроме мести Бьяджио. А потом — об Арамуре. Я поклялся, что когда-нибудь его освобожу, снова верну себе.
Симон насмешливо хохотнул:
— Это серьезная клятва, Вэнтран. Тебе следовало бы поосторожнее относиться к клятвам. Делай их маленькими, чтобы не умереть, пытаясь их сдержать.
— Я сдержу ее, — совершенно серьезно сказал Ричиус. — Я знаю, что это кажется невозможным, но я ее сдержу. Когда-нибудь. — Он пожал плечами. — Как-нибудь.
— С этой клятвой тебе придется умереть, — пообещал ему Симон. — Ты не представляешь себе, с чем
