следам. Затем они вырезывают место, где попала отравленная стрела, а все остальное едят. Они роют капканы для гиппопотамов и носорогов и, случается, ловят их. Они отравляют даже воду в источниках, чтобы воспользоваться умершим от яда животным. Но все эти способы питания очень непостоянны и ненадежны, так что они часто голодают.
— Вы считаете, Суинтон, что бушмены от этого недостатка питания мельчают и вырождаются?
— Без сомнения. Продолжительные голодания и лишения из поколения в поколение несомненно довели это племя до такого состояния, в каком вы его теперь видите.
— Но они очень общительны и приветливы. Я ожидал встретить неисправимых дикарей.
— Этих бушменов называют ручными. Они живут недалеко от колоний и привыкли не бояться европейцев. Если фермеры обращаются с ними хорошо, они пасут их скот и оказывают им разные мелкие услуги, получая вместо платы немного табаку. Хорошие отношения внушили им доверие вообще к белым. Но мы, вероятно, еще встретимся с другими бушменами, которые очень дики и злы. От тех можно ожидать разных неприятностей. Они будут пытаться угнать наш скот, будут из засады подкарауливать наш караван, чтобы что-нибудь стащить. И вообще мы будем чувствовать себя в их владениях прежде, чем увидим их самих.
— Каким же образом?
— А вот по каким-нибудь их проделкам. Пора, однако, и на отдых. Завтра воскресенье, успеем наговориться.
— И я иду, — сказал Александр. — Доброй ночи вам обоим.
ГЛАВА XXII
По заведенному обычаю караван не продолжал путешествия в воскресенье. С утра лошадей, быков и овец пустили пастись на лугу. Несчастная лошадь Александра так страдала, что для облегчения ей пришлось выпустить много крови.
Бушмены оставались при караване и, вероятно, не намеревались уходить, пока рассчитывали на еду. От четырех убитых накануне буйволов и лошади Сваневельда нашли только чисто обглоданные кости. Очевидно здесь происходило пиршество гиен и других животных, вой и рев которых не умолкал в продолжение всей ночи. Но большая часть мяса буйволов была срезана накануне и висела громадными кусками на деревьях вблизи каравана. Запаса должно было хватить не только на сегодня, но и на завтра. Готтентоты и бушмены с самого раннего утра начали жарить и есть.
Солнце пекло невыносимо. Александр и майор, которые все еще чувствовали страшную усталость после вчерашних приключений, тотчас же после завтрака ушли снова спать в свои фургоны. Суинтон не мешал им спать до вечера, полагая, что будет лучше совершить обычное воскресное богослужение после ужина, когда будет свежее. С этим все были согласны и после раннего ужина собрали всех готтентотов, хотя они и не вполне охотно оставляли места у костров, говоря, что бушмены съедят без них все мясо.
Возражений этих не приняли во внимание, и чтение молитв было начато в присутствии всего каравана. Огонь от костров освещал весь лагерь, и готтентоты с сокрушением оглядывались на бушменов, которые, вполне оправдывая их предсказание, торопились воспользоваться их отсутствием и с жадностью уничтожали кусок за куском мясо буйволов.
Никогда еще, может быть, не было собрания, внимание которого было так разделено, и члены которого с таким нетерпением ждали окончания. В конце концов беспокойство готтентотов как будто передалось быкам, привязанным вокруг фургонов. Костры начали угасать за недостатком хвороста, но никто из готтентотов не двигался с места. Вероятно, они надеялись, что Суинтон скорее перестанет читать, если будет темно. Но они не знали, что Суинтон читал тексты и заповеди наизусть. Наконец, Александр и майор повторили заключительные слова. Майор, сидевший лицом к фургонам, давно уж замечал беспокойство быков, но дожидался окончания служения, чтобы сказать об этом. Бигум тоже в страхе прижималась к нему. Едва кончил Суинтон чтение, и майор раскрыл рот, чтобы что-то сказать, как раздался страшный рев, подобный громовому раскату, и темная масса промелькнула мимо их глаз.
Жалобное мычанье быков ответило на рев, а лев проскочил через потухающий костер, разметывая уголья ногами и неся на плечах одного из них. Началось всеобщее смятение, мычанье и блеянье скота смешивалось с воплями готтентотов, метавшихся во все стороны. Многие схватились за ружья, но было уж поздно — лев исчез из виду. По осмотре оказалось, что лев схватил быка, ближайшего к сидящим у костра. Костры погасли почти все, за исключением того, где жарилось мясо буйволов. Ремни, которыми были привязаны быки, трещали и рвались, как нитки, и многие быки разбежались в смертельном страхе. Лев так быстро проскочил мимо сидящих у костра, как будто бык был не тяжелее пера. Он перескочил через двоих готтентотов, которые лежали и выли, точно тяжелораненые; но оказалось, что они получили только легкие ожоги горячими угольями костра. Бушмены опомнились первые и, оставив мясо и взяв луки и маленькие отравленные стрелы, побежали вдогонку за львом. Бремен и еще один или два готтентота хотели присоединиться к ним, но путешественники не пустили их. Приблизительно через час бушмены вернулись и сообщили через Омра и Бремена, что им удалось настигнуть льва в версте расстояния от каравана. Он пировал над добычей, и бушмены из засады всадили в него множество отравленных стрел. Он страшно ревел, но продолжал доедать несчастного быка.
— Лев завтра умрет, — сказал Омра, — и бушмены найдут его.
— Да, редко, вероятно, бывало, чтобы богослужение прерывалось подобным образом, — сказал Александр после того как порядок в караване был восстановлен, и костры ярко пылали.
— Очень может быть, — возразил Суинтон, — но этот случай доказал еще больше, насколько нужна нам молитва в этой стране, среди окружающих нас опасностей. Лев мог так же легко захватить любого из нас, как он захватил быка, и какая ужасная смерть грозила каждому из нас.
— Да, это была действительно страшная проповедь после молитвы, — сказал майор. — Я не желал бы услышать повторения ее. Но я должен сказать, что это произошло уже второй раз по нашей собственной ошибке. Второй раз лев уносит у нас быка из круга, вследствие того что плохо поддерживаются костры. Это, конечно, небрежность готтентотов, но мы должны лучше смотреть за ними.
— Следует, в конце концов, наказать их за небрежность лишением табаку на неделю, — сказал Суинтон. — Они всегда плохо поддерживают костры, надеясь на нас. Завтра мы обсудим этот вопрос как следует, а теперь пора спать.
Утром Омра пришел к майору, когда быки не были еще запряжены, и сказал, что бушмены нашли льва, который еще жив, но умирает. Он унес остатки быка еще на полверсты, где и лежит теперь, почти не двигаясь.
Получив это известие, путешественники сели на лошадей и поехали в сопровождении бушменов взглянуть на умирающего зверя. Слабое рычанье, совсем не похожее на вчерашний рев, доносилось из кустов, в которых он лежал. Он был уже в агонии, не двигался ни одним членом и не открывал глаз. Несколько маленьких бушменских стрел торчали еще в его шкуре не глубже как на полдюйма. Но сильный яд быстро распространялся по всему организму, и скоро лев вытянулся и издох.
На обратном пути к каравану Александр сказал, обращаясь к товарищам:
— Однако бушмены, несмотря на их внешнюю невзрачность и малый рост, могут быть очень опасными врагами. Одна их маленькая стрелка стоит любого огнестрельного оружия. Из чего состоит яд, который они употребляют?
— Из змеиного яда, смешанного с соком молочайника. Эту смесь кипятят до тех пор, пока она не превратится в клей, тогда в него опускают кончики стрел и дают высохнуть.
— Разве яд змеи действует, когда отделен от ее организма?
— Да, и довольно долго. Я помню рассказ об одном человеке в Америке, которому гремучая змея укусила ногу через сапог. Человек этот умер, и вскоре после него умерли один за другим двое его сыновей. Потом оказалось, что оба они надевали сапоги отца. В прокушенном сапоге остался зуб змеи, в котором сохранился яд, причинивший смерть троим человекам.
— Здешние змеи так же ядовиты, как гремучие змеи в Америке?
— Некоторые из них так же ядовиты, другие безвредны. Особенно страшна кобра — только не та, которая носит это же название в Индии. Она очень велика, обыкновенно пять футов длины, но бывает и шести, и семи. Эта змея, говорят, бросается на всадника и ударяет так сильно, что сбивает его с лошади. Ее
