– Скучаешь по дому?
– Думаю.
– Скучаешь по дому.
– Дети – это радость и счастье, – сказал он торопливо, предупреждая расспросы и вопросы. Потом взял щетку и принялся расчесывать свои длинные волосы. – На самом деле я часто думаю, подменили твоих детей еще в колыбели или ты с самого начала наставляла старине Генри рога.
Полгода назад, выгнав жену, ван Ренссэйлер приказал слугам не впускать ее в дом, и Блайз оказалась разлученной с детьми. Тахион в два счета исправил эту несправедливость. Раз в неделю, когда конгрессмена не было дома, они с Блайз отправлялись в ее бывшую квартиру, Тахион подчинял себе волю слуг, и они играли с Генри-младшим, Брендоном и Флер. После этого инопланетянин приказывал няне и экономке забыть об их посещении. Ему доставляло величайшее удовольствие водить за нос ненавистного Генри, хотя для того, чтобы месть была полной, следовало бы дать ему знать о том, что они и в грош не ставят его приказания.
Он отбросил щетку, взял вечернюю газету и забрался в постель. На первой полосе красовался снимок Эрла, получающего медаль за спасение Ганди. На заднем плане виднелись Джек и Холмс: у Арчибальда вид был донельзя самодовольный, но Джеку было явно не по себе.
– Здесь репортаж с сегодняшнего приема, – сказал он. – Хотя я не понимаю, из-за чего весь сыр-бор. Подумаешь, покушение.
– Мы не разделяем вашего равнодушия к убийствам.
Ее голос прозвучал приглушенно – она натягивала через голову ночную сорочку.
– Я знаю, но все равно мне это странно. – Tax повернулся на бок и подпер голову рукой. – Знаешь, пока я не попал на Землю, я ни разу нигде не появился без телохранителей.
Старая кровать скрипнула: Блайз устроилась рядом с ним.
– Это ужасно.
– Мы привыкли. В том классе, к которому я принадлежу, убийства – неотъемлемая часть жизни. Таким образом семейства добиваются влияния. К двадцати годам я потерял убитыми четырнадцать близких родственников.
– И насколько близкими были эти родственники?
– Ну, моя мать, например. Мне было всего четыре, когда ее нашли у подножия лестницы, которая вела в женские покои. Я всегда подозревал, что к этому приложила руку тетя Сабина, но никаких доказательств этому не было.
– Бедный малыш! – Блайз погладила его по щеке. – Ты хоть вообще ее помнишь?
– Отрывочно. В основном шелест шелка и кружев да запах ее духов. И волосы – как золотистое облако.
Она перевернулась и устроилась калачиком у него под боком.
– А что еще отличает Землю от Такиса?
Ее попытка сменить тему была шита белыми нитками, но он был благодарен ей за это. Разговоры о покинутой семье всегда вызывали у него грусть и тоску по дому.
– Женщины, например.
– Мы лучше или хуже?
– Просто другие. Вы можете ходить везде, где хотите, когда достигаете детородного возраста. У нас никогда бы такого не позволили. Успешное покушение на беременную женщину может перечеркнуть многие годы кропотливого планирования.
– Думаю, это тоже ужасно.
– Кроме того, мы не приравниваем секс к греху. Грех для нас – бездумное размножение, которое может сорвать все планы. Но удовольствие – совершенно другое дело. Например, мы отбираем молодых и привлекательных мужчин и женщин из низшего класса – тех, кто не обладает пси-силой – и обучаем их, чтобы они могли обслуживать мужчин и женщин из знатных семейств.
– А с женщинами из своего класса вы встречаетесь?
– Конечно. До тринадцати лет мы растем и учимся вместе. Женщин изолируют лишь после того, как они достигнут детородного возраста, чтобы уберечь их. Кроме того, мы собираемся вместе на различные семейные мероприятия: балы, охоты, пикники, но все это только в стенах поместий.
– А до какого возраста мальчики живут со своими матерями в женских помещениях?
– Все дети живут с матерями до тринадцати лет.
– А после этого они могут с ними видеться?
– Ну разумеется! Это же их матери!
– Не обижайся. Просто все это для меня очень странно.
Забравшись к ней под рубашку, Tax провел рукой по ее ноге.
– Значит, у вас есть сексуальные игрушки, – размышляла Блайз вслух, в то время как его руки исследовали тело женщины, а она ласкала его твердеющий член. – Звучит заманчиво.
– Хочешь стать моей сексуальной игрушкой?
– А я-то думала, что уже являюсь ей.
