– Нет. – Ее губы сжались в упрямую линию. – Если ты не позволишь мне помогать, я хотя бы составлю тебе компанию.
– Она на редкость упряма, – заметил Дэвид из-под кофейного столика, где собирал шахматные фигуры. – Мы все уже усвоили, что спорить с ней без толку.
– Попробовал бы ты с ней жить.
Ее пальцы, вертевшие изящную меховую шапочку, внезапно сжались.
– Поверь, от этой тяготы я тебя с легкостью могу избавить.
– Не заводись, – предостерегающе бросил Тахион.
– А ты не разговаривай со мной тоном строгого папаши! Я тебе не ребенок и не какая-нибудь из ваших покорных такисианок!
– Будь ты одной из них, ты вела бы себя куда лучше; что же касается ребенка, ты сейчас очень его напоминаешь – и избалованного притом. Мы уже обсуждали это, и я не намерен поступать так, как хочешь ты.
– Мы ничего не обсуждали. Ты постоянно затыкал мне рот, меняя тему, отказывался говорить об этом...
– Мне пора в госпиталь. – Тахион поднялся и двинулся к двери.
– Видишь? – крикнула она Герштейну, который явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Он опять заткнул мне рот, верно?
Дэвид пожал плечами и спрятал шахматы в карман мешковатой вельветовой куртки. В кои-то веки он, похоже, не знал, что сказать.
– Будь так любезен, своди мою
Блайз бросила на Герштейна умоляющий взгляд, а такисианин с поистине царственным презрением уставился в дальнюю стену.
– Эй! По-моему, вам не помешало бы совершить романтическую прогулку в снегопад, все обговорить, хорошенько поужинать, заняться любовью и прекратить браниться. Что бы между вами ни стояло, вряд ли это такая неразрешимая проблема.
– Ты прав, – пробормотала Блайз, и ее тело постепенно обмякло под расслабляющей волной его феромонов.
Дэвид обнял Таха за плечи и подтолкнул его в комнату. Потом взял женщину за руку и вложил ее пальцы в ладонь Тахиона, после чего осенил их головы чем-то весьма смутно напоминающим крестное знамение.
– А теперь ступайте, дети мои, и не грешите больше.
Он спустился вместе с ними по лестнице и вывел их на улицу, после чего поспешно нырнул в переход подземки, пока умиротворяющее действие его феромонов не рассеялось.
– Теперь понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты работала со мной?
Луне все-таки удалось вырваться из плена облаков, и она обливала снег бледным серебристым светом, отчего город казался удивительно чистым. Они стояли у входа в Центральный парк: Блайз серьезно смотрела Тахиону в лицо, а их дыхание, вырывавшееся мягкими белыми клубами, перемешивалось в воздухе.
– Я понимаю, что ты пытаешься защитить и уберечь меня, но, думаю, это лишнее. И потом, когда сегодня вечером я наблюдала за тобой... – Она поколебалась, не зная, как смягчить свои следующие слова. – Думаю, я смогу справиться с этим лучше, чем ты. Ты сочувствуешь своим пациентам, Tax, но их уродство и безумие... в общем, они вызывают у тебя еще и отвращение.
Тахион отшатнулся.
– Блайз, мне так стыдно. Думаешь, они знают об этом? Улавливают?
– Нет, нет, любовь моя. – Пальцы женщины погладили его волосы, она словно утешала своего ребенка. – Я замечаю это только потому, что знаю тебя, как никто другой. Они видят лишь сострадание.
– Я пытался подавить отвращение, но мне никогда не приходилось сталкиваться с таким кошмаром. – Тахион вырвался из ее ласковых рук и зашагал по тротуару. – У нас не терпят физических недостатков. Если подобное создание появляется на свет в знатном семействе, его уничтожают. – Послышался какой-то слабый звук, и он обернулся к Блайз. Рукой в перчатке она зажимала рот, а широко распахнутые глаза в свете фонаря казались двумя зияющими провалами. – Ну вот, теперь ты будешь считать меня чудовищем.
– Ваша культура чудовищна. Любое дитя – бесценно, несмотря на все свои физические недостатки.
– Вот и моя сестра считала так же, и наша чудовищная культура уничтожила и ее.
– Расскажи мне.
Он принялся чертить ничего не значащие рисунки на засыпанной снегом парковой скамье.
– Она была самой старшей, между нами разница в тридцать лет, но мы были очень близки. В одно из нечастых перемирий между домами ее выдали замуж в другое семейство. Ее первенец родился с... отклонениями, и его умертвили. Джадлен после этого так и не оправилась. Через несколько месяцев она покончила с собой. – Тахион провел ладонью по скамье, стирая рисунки. Блайз взяла его за руку и принялась растирать его закоченевшие пальцы в своих. – После этого я начал задумываться об устройстве нашего общества. Потом было принято решение об испытании вируса на Земле, и это стало последней каплей. Я просто не мог больше сидеть сложа руки.
– Должно быть, твоя сестра была необыкновенной, особенной – как ты.