– Ей здесь нужен не только юрист. Ее разум... он сейчас очень хрупок. – Tax кивнул головой в сторону Рэнкина.
– Попробую.
– Родная. – Ее плечи под его ладонями были такими худенькими и беззащитными, а когда Блайз подняла на него глаза, они показались ему двумя темными синяками на белом лице. – Помни, их свобода и безопасность зависят от тебя. Пожалуйста, не говори ничего.
– Не беспокойся, я не скажу, – проговорила женщина, и в этот миг в ней словно вновь пробудился ее былой дух. – Они ведь и мои пациенты тоже.
Тахион смотрел, как она уходит прочь под руку с Кьюинном, и им вдруг овладел ужас. Ему захотелось броситься за ней вслед и схватить ее. Что это – предчувствие или просто игра больного разума?
– А теперь, миссис ван Ренссэйлер, давайте установим хронологический порядок событий, – начал Рэнкин.
– Хорошо.
– Итак, когда вы впервые обнаружили у себя эти способности?
– В феврале тысяча девятьсот сорок седьмого.
– А когда вы бросили своего мужа, конгрессмена Генри ван Ренссэйлера?
Он произнес слово «конгрессмен» с нажимом и быстро взглянул по сторонам, чтобы увидеть, как восприняли это его коллеги.
– Я его не бросала. Это он выгнал меня.
– Возможно, это произошло из-за того, что ему стало известно о вашей интрижке с другим мужчиной, с мужчиной, который даже не является человеком?
– Нет! – вскрикнула Блайз.
– Возражение! – в тот же миг прокричал Кьюинн. – Это не бракоразводный процесс.
– У вас нет никаких оснований возражать, мистер Кьюинн, и да будет позволено напомнить вам о том, что этот комитет время от времени считает необходимым расследовать прошлое адвокатов. Остается лишь удивляться, почему вы защищаете врагов нации.
– Потому что согласно принципу англо-американского права кто-то должен защищать обвиняемого от чудовищной власти федерального правительства...
– Спасибо, мистер Кьюинн, но я не думаю, чтобы мы нуждались в лекциях по юриспруденции, – перебил его представитель Вуд. – Можете продолжать, мистер Рэнкин.
– Благодарю вас, сэр. Мы на некоторое время отвлечемся от этого вопроса. Итак, когда вы стали одной из так называемых «Четырех тузов»?
– Если не ошибаюсь, это было в марте.
– Сорок седьмого?
– Да. Арчибальд показал мне, как я могу использовать свою силу, чтобы сохранить бесценные знания, и связался кое с кем из ученых. Они согласились, и тогда я...
– Начали высасывать их разумы.
– Это не так.
– Вы не находите то, как вы поглощаете знания и способности других людей, отвратительным? Это вампиризм. И мошенничество к тому же. Вы не родились гением, не учились и не работали, чтобы добиться своего положения. Вы просто присваиваете себе то, что принадлежит другим.
– Они дали свое согласие. Я никогда не сделала бы этого без их разрешения.
– И конгрессмен ван Ренссэйлер тоже дал вам свое разрешение?
Тахион услышал, как сел ее голос от подступивших к горлу слез.
– Это было совсем другое... Я тогда не понимала... не могла этим управлять.
Она закрыла лицо руками.
– Продолжим. Вернемся к тому времени, когда вы покинули своего мужа и детей. – Потом добавил уже менее официальным тоном, обращаясь, по-видимому, к остальным членам комитета: – Мне лично кажется немыслимым, чтобы женщина могла отказаться от отведенной ей самой природой роли и вести себя подобным образом...
– Я их не покидала, – прервала его Блайз.
– Так когда это произошло?
– Двадцать третьего августа тысяча девятьсот сорок седьмого года.
– И где вы живете с двадцать третьего августа тысяча девятьсот сорок седьмого года?
Она сидела молча.
– Ну же, миссис ван Ренссэйлер. Вы дали согласие отвечать на вопросы комитета. Теперь вы не можете отказаться.
– Централ-Парк-Уэст, сто семнадцать.
– И чья это квартира?
– Доктора Тахиона, – прошептала она.
