ее языка, прежде чем разорвать объятья.
— Пока достаточно. Остальное подождет. Ты будешь мечтать обо мне сегодня ночью?
— Да. — Прохрипел он.
— А когда будешь целовать нашу девицу Маргери? — Поддразнивая его, просила она. — Когда будешь в ней, все равно будешь мечтать обо мне?
— Буду. — Поклялся Осни Кеттлблэк.
— Хорошо.
После того, как он ушел, Серсея вызвала Джослин, чтобы причесать ее волосы. Пока та делала свое дело, она сбросила туфли и потянулась, как кошка. — «Я просто создана для подобных вещей», — подумала она. Больше всего ей нравилась элегантность решения. Даже Мейс Тирелл не посмеет вступиться за любимую дочь, если ее застукают с кем-то вроде Осни Кеттлблэка, и ни Станнису Баратеону, ни Джону Сноу и в голову не придет, что Осни отправится на Стену по какой-либо иной причине. Она устроит так, что застать своего брата с королевой должен будет сир Осмунд, и таким образом лояльность обоих братьев ей не будет подорвана. — «Если б только отец мог видеть меня сейчас, он бы десять раз подумал прежде чем так быстро снова выдавать меня замуж. Как жаль, что он умер. Он и Роберт, и Джон Аррен, и Нед Старк, Ренли Баратеон. Все они. Остался только Тирион, да и то не надолго».
Этой ночью королева призвала к себе в спальню леди Мерривезер.
— Хочешь вина? — Задала она вопрос женщине.
— Немного. — Улыбнулась мирийка. — И побольше.
— Я хочу, чтобы утром ты нанесла визит моей невестке. — Раздавала указания Серсея, пока Доркас одевала ее ко сну.
— Леди Маргери всегда рада меня видеть.
— Я знаю. — От внимания королевы не смог скрыться тот факт, как именно именовала Таена юную супругу Томмена. — Передай ей, что я передала в Септу Бейлора семь восковых свечей в память о Верховном Септоне.
Таена рассмеялась.
— Раз так, от своего имени она отправит семьдесят семь, чтобы казаться самой опечаленной из всех.
— Я очень обижусь, если будет иначе. — Ответила королева, улыбаясь. — Скажи ей, что у нее есть тайный воздыхатель — рыцарь, который настолько сражен ее красотой, что не может спать по ночам.
— Могу я поинтересоваться у Вашего Величества именем этого рыцаря? — В темных глазах Таены мелькнул озорной огонек. — Уж не сир ли Осни это?
— Возможно. — Сказала королева. — Но не раскрывай его имя сразу. Заставь ее его выпытывать. Справишься?
— Если вам так будет угодно, Ваше Величество. Это все, чего я могу желать.
За окном поднялся холодный ветер. Они проболтали до самого утра, потягивая арборское золотое и рассказывая друг другу разные истории. Таена довольно сильно опьянела, и Серсея сумела-таки вытянуть из нее имя ее тайного любовника. Он был мирийским морским капитаном, даже полупиратом, с черными волосами до плеч, со шрамом через все лицо от подбородка до уха.
— Я сотню раз сказала ему «нет», а он отвечал «да», — рассказывала женщина. — Пока наконец я тоже не сказала «да». Он был не из тех, кому просто отказать.
— Мне знакомы такие, как он. — Ответила королева с кривой улыбкой.
— Удивительно, откуда Вашему Величеству знать подобных людей?
— Роберт был таким, — солгала она, думая о Джейме.
Но когда она наконец сомкнула глаза, ей приснился другой брат и три несчастных идиота с которых начался ее день. Во сне из мешка они извлекли голову Тириона. Она приказала отлить ее в бронзе и использовала вместо ночного горшка.
Железный капитан
Дул северный ветер, когда «Железная Победа» обогнула мыс и вошла в священный залив, известный как Колыбель Нагга.
Виктарион присоединился к Нюту Брадобрею на носу корабля. Впереди вырастал священный берег Старого Вика, и зеленый холм, из чрева которого, подобно стволам гигантских белых деревьев, толще мачты дромона и вдвое ее выше, вырастали ребра Нагга.
«Кости Чертога Серого Короля». — Виктарион почувствовал магию этого места.
— Бейлон стоял подле этих костей, когда впервые объявил себя королем, — вспомнил он, — Он поклялся отвоевать наши свободы, и Тарл Трижды Утопленный возложил ему на чело корону из плавника. Все тогда кричали: «Бейлон! Бейлон! Король Бейлон!»
— Так же громко они станут выкрикивать и твое имя, — ответил Нют.
Виктарион кивнул, хотя в душе не разделял уверенности Брадобрея. — «У Бейлона было три сына и любимая дочь».
Он напомнил об этом своим капитанам на рве Кайлин, когда они впервые принялись убеждать его заявить о своих правах на Морской Трон.
— Сыновья Бейлона мертвы, — спорил Рыжий Ральф Стоунхаус, — а Аша — женщина. Ты был его правой рукой, и именно ты должен поднять меч, который он выронил.
Когда Виктарион напомнил, что Бейлон приказал ему защищать Ров Кайлин от северян, Ральф Кеннинг ответил:
— Лорд, волки разбиты. Что хорошего в том, чтобы захватить эти болота и потерять острова?
А Хромой Ральф поддакивал:
— Вороний Глаз слишком долго был в изгнании, он нас не знает.
«Эурон Грейджой, Король Островов и Севера». — Эта мысль разбудила в его сердце застарелую ярость.
— Слова — ветер, — ответил им Виктарион, — но только добрый ветер наполняет паруса. Вы хотите, чтобы я бился с Вороньим Глазом? Брат против брата, железнорожденный против железнорожденного? — Не смотря ни на что Эурон оставался его старшим братом, и не имело значения, сколько между ними пролито крови. — «Нет проклятья сильнее, чем братоубийство».
Но когда Мокроголовый прислал свой призыв, все изменилось. — «Эйэрон говорит голосом Утонувшего Бога», — напомнил себе Виктарион, — «и если Бог желает, чтобы я сидел на Морском Троне…» — На следующий день он передал командование над обороной рва Ральфу Кеннингу и по суше отправился к Гниловодной речке, где спрятанный в тростнике и ивняке стоял Железный флот. Неспокойное море и переменчивый ветер задержали его, но, тем не менее, он вернулся, потеряв лишь один корабль.
«Тоска» и «Железная месть» вслед за «Железной Победой» обогнули мыс. Следом шли «Верная рука», «Железный Ветер», «Серый Призрак», «Лорд Квеллон», «Лорд Викон», «Лорд Дагон». Остальные девяносто кораблей Железного Флота скользили следом по вечерним волнам длинной, растянутой на лиги, неровной колонной. Виктарион Грейджой удовлетворенно любовался видом парусов. Никто и в половину не любил своих жен так, как Виктарион свои корабли.
Вдоль священного берега Старого Вика насколько хватало взгляда выстроились большие корабли, их мачты словно копья протыкали небо. На рейде покачивались призы, захваченные в набегах или в войнах: когги, каракки и дромоны — слишком большие, чтобы вытаскивать их на берег. На носу, корме и мачте каждого корабля развевались знакомые знамена.
