— У меня срочное дело. Откройте лучше, Матильда Вильгельмовна. Иначе я прикажу сломать двери.
— Как сломать? Разве вы грабители, чтобы ломать…
— Откройте, вам говорят! — кипятился участковый инспектор. — Вот упрямая старуха… Я пришел с проверкой. Понимаешь ты русский язык?..
— Я не желаю больше разговаривать с грубияном, — сказала старая немка и ушла в дом.
Взглянув на майора, участковый беспомощно развел руками.
— Ломайте! — шепотом приказал майор.
С первыми ударами в дверь сухо щелкнули выстрелы где-то сзади дома и донеслись крики.
— Вот они куда направились, — спокойно сказал майор.
— Товарищ майор, разрешите, я побегу туда, — попросился Бураков и, не дожидаясь ответа, спрыгнул с крыльца.
— Стрелять только в ноги! — крикнул ему вдогонку майор. — Ну, что ж вы остановились? Ломайте!
Дверь затрещала под напором двух красноармейцев, но не открылась.
— Нет, так не сломать. Нужен инструмент. Разрешите, я сбегаю за ломиком, — сказал участковый.
Снова за домом затрещал автомат и в ответ ему — одиночные пистолетные выстрелы. Майор оставил красноармейцев на крыльце и быстро пошел в переулок к месту перестрелки.
20. АРЕСТ ШПИОНА
Машина была спрятана во дворе дома, где жила Валя. Девушка сидела на скамейке рядом с шофером и шепотом рассказывала ему о памятном дне 22 июня, думая совершенно о другом.
Девушка замолчала, когда раздался первый стук в дверь колониста.
— Скажите, — не выдержав, спросила она, — товарищ, который до вас дежурил здесь, правда пожарный инспектор?
— Это уж его частное дело, — добродушно ответил шофер, затянувшись папиросой. — Если говорит — пожарный, — значит, пожарный. Ему лучше знать.
Удары в дверь гулко разносились в ночной тишине улицы. Девушка тревожно прислушивалась к ночным шорохам. Ей казалось, что где-то крадутся невидимые враги, перешептываются, лязгают затворами.
Выстрелы заставили девушку вскочить с места.
— Вы слышали?
— Стреляют. Вот сейчас из автомата прошили. А это из винтовки… Опять очередь из автомата, — невозмутимо пояснял шофер.
— Могут быть раненые?
— Все может быть.
— Так чего вы сидите?.. Идите помогайте. Я бы на вашем месте давно там была.
— Нет. У нас так не полагается. Каждый имеет свое назначение. Мое дело около машины.
Мучительно тянулись минуты. Даже во время первых воздушных тревог Валя так не волновалась. При каждом шорохе она вздрагивала, готовая броситься на помощь. Когда до слуха донеслись удары, скрип и треск сломанной двери, она сердито дернула за рукав соседа.
— Ну что вы сидите?.. Живой же вы человек, на самом деле. Вы, наверно, там нужны.
— А если нужен, позовут.
Замелькали электрические фонарики, и из переулка вышли несколько человек. Впереди шел Бураков, освещая дорогу.
— Валя, вы здесь? — крикнул он в темноту.
— Да, да. Я здесь…
— Тут надо перевязочку сделать. Нельзя ли у вас в доме?
— Конечно, конечно. Идите. Она торопливо ушла в дом и зажгла свет. Топая тяжелыми сапогами, с шумом ввалилась группа взбудораженных борьбой мужчин, щурясь от яркого света. В комнате сразу стало неуютно, холодно и тесно.
— Бинты у меня есть, — взволнованно сказала девушка, мельком взглянув на арестованных.
— Не надо бинтов. Пакеты есть…
Бураков бросил на стол несколько индивидуальных пакетов, взглянул на Валю и залюбовался. С ярким румянцем на щеках от холода и волнения, она была очень красива.
— Так это… надо разорвать. Там есть подушечки и все такое, — спохватившись, сказал он, разрывая второй пакет.
— Я знаю. Дайте я сама.
Легко раненного в плечо красноармейца перевязали быстро, но с великаном-шофером пришлось повозиться. Пуля застряла в правой ноге, из раны сильно текла кровь. Его положили на диван. Разрезали и сняли сапог. Когда нашли рану и наложили повязку, Бураков заметил, что диван, пол, сама Валя и все кругом перемазано кровью.
