Дернув усом, он с ухмылкой откатился от края кровати, довольный словно настоящий полицейский, которому удалось не только обнаружить отпечатки, но и опознать по ним преступника.
Глава 7
В гараже Вильмы Чарли выволокла последний мешок из своего фургончика и сбросила его к остальным, радуясь холодному туману, который плотной пеленой окутал гараж и сад. Гораздо меньше ее радовало то, что приходится снова перетаскивать все свои пожитки.
В детстве ей очень нравилось играть в переезд, заполняя картонные коробки-«грузовики» игрушками и перемещая их по тщательно разработанному маршруту – так, чтобы вся ее семья и друзья оказались рядом. В шесть лет перемена места была для нее насущной потребностью. В двадцать восемь перетаскивание картонных коробок с ее нехитрым скарбом было верным путем к инфаркту.
Складывая у стены гаража рядом с машиной Вильмы картонные коробки с одеждой и дешевой кухонной утварью, Чарли принюхивалась к долетавшим с кухни ароматам ветчины, сыра и жареного лука. Но, несмотря на голод, перспектива сидеть за столом вместе с Берниной ее не прельщала.
Она обдумывала, не извиниться ли ей и не отказаться ли от завтрака, но это обидело бы Вильму. Ведь не ее вина, что Бернина вселилась к ней без приглашения; все равно она не смогла бы бросить ее ночевать на улице, хотя такая идея вы глядела весьма привлекательно. И ведь Бернина не только заняла комнату для гостей. Сейчас она сидела в доме рядом с Клайдом, удобно устроившись у камина, а Клайд не сделал ни малейшего усилия, чтобы прийти сюда и составить Чарли компанию.
Вернувшись накануне вечером с вернисажа, она чувствовала такой подъем, что ответила на поцелуи Клайда более пылко, чем обычно; вчера они так хорошо провели время! А теперь, утром, он казался совсем далеким и отчужденным.
Швырнув на место последнюю коробку, она выкатила из фургона бетономешалку, отвезла ее за гараж, где уже стояла пара ее ручных тележек, и набросила сверху брезент, чтобы она не слишком отсырела. Дворик позади дома Вильмы был совсем крошечный: просто узенький проулок, упиравшийся в крутой и густо заросший склон холма. Перед домом располагался сад, где среди пышного многоцветья декоративных растений были проложены каменные дорожки. Вильма не видела проку в традиционной лужайке, поэтому устроила у себя настоящий английский сад, где на сдобренной торфом и компостом почве буйно разрослись цветы, заполонив даже пятачок под раскидистым дубом.
Чарли закрыла дверцу фургона и постояла некоторое время, уговаривая себя вернуться в дом. Прошлой ночью после долгого прощального поцелуя Клайд сел в свой желтый родстер и, помахав ей, уехал, а она отправилась спать, испытывая большое желание продлить и заново пережить каждое из восхитительных мгновений этого вечера: и торжественное прибытие на вернисаж, которое устроил ей Клайд, и похвалы ее картинам, и его заботливое и нежное с ней обращение. Но затем, войдя в спальню для гостей, она обнаружила в своей кровати крепко спавшую Бернину, и это в той части комнаты, которую она считала своей собственной. Светлая кожа Бернины белела в темноте, а рыжие волосы живописно разметались по подушке, как будто она позировала для какого-нибудь дамского журнальчика или ожидала ночного любовника.
Вещи Бернины были разбросаны повсюду, словно их владелица поселилась здесь навсегда. Со стула свешивалась шелковая юбка, розовый кашемировый свитер был наброшен на комод, а итальянские полусапожки ручной работы покоились на другой кровати рядом с замшевым плащом, который стоил больше, чем шесть бетономешалок Чарли. Осматривая захваченную нежданной гостьей комнату, она почувствовала себя дважды выселенной и вернулась на кухню, чтобы выпить чашку какао и не много остыть. Тогда-то она и обнаружила записку, оставленную на столе и прижатую от случайного сквозняка солонкой.
Чарли прочитала записку, выругалась, скомкала ее и швырнула в ведро. Стоя у плиты и помешивая закипающее молоко, она подумывала, не устроиться ли ей на ночлег в своем фургоне.
Впрочем, она этого не сделала. В конце концов она легла спать, сбросив плащ и обувку Бернины на пол. Заползая под одеяло, она кипела от злости, но при этом понимала, что ведет себя как ребенок.
Утром, приняв душ и направляясь вниз в гостиную, она старалась не смотреть на Бернину, которая так эффектно выглядела во сне; старалась она не смотреть и на свое отражение в зеркале – на непослушные волосы и бесчисленные веснушки. Натянув джинсы, выцветшую рубашку и стоптанные ботинки, она стянула свою гриву обувным шнурком и выскочила из комнаты, лишь мельком увидев, что Бернина, прежде чем повернуться, подтянула одеяло и наблюдает за ней сквозь неплотно сомкнутые веки.
Позже, спустившись вниз, Чарли едва успела налить себе кофе, как в кухню вплыла зевающая Бернина в шелковом халате, повязывая поясок на тонкой талии. И сейчас эта мадам сидела там, рядом с Клайдом, разодетая и благоухающая, как весь парфюмерный отдел Сакса. Чарли надеялась, что хотя бы испорченная личная жизнь – или что там вынудило Бернину на время лишиться дома – доставила ей достаточно неприятностей.
Один старый приятель как-то сказал Чарли, что ее вспыльчивость – это следствие неуверенности в себе, что ее гнев вспыхивает, когда она чувствует, что не в силах контролировать ситуацию. Что если бы только она постаралась действовать уверенно и взять себя в руки, она бы не сходила с ума от злости.
Возможно, он был прав. Она как раз обдумывала, какие действия она бы хотела предпринять в отношении Бернины, когда к дому, позвякивая и похрюкивая, словно старая телега, подъехал ржавый «Фольксваген» Мэйвити.
Увидев, как маленькая и шустрая Мэйвити выскочила из машины и заторопилась к парадному крыльцу, Чарли почувствовала некоторое облегчение. Мэйвити всегда умела благоприятно воздействовать на окружающих. В конце концов она тоже пошла в дом – через крытое крылечко черного хода, ведущего прямо на кухню.
Кухня у Вильмы была гостеприимной и уютной; бело-голубые стены дополняли столешницы с синим узором и темно-синий линолеум на полу. Большой круглый стол украшали салфетки с цветочным рисунком, столовые приборы белого металла и букетик маргариток из собственного сада. Чарли наливала себе чашку кофе, когда вошла Вильма, а за ней Мэйвити в своей поношенной, но свежевыстиранной и отутюженной униформе; ее короткие седые волосы курчавились от осевшего на них тумана.
Вильма вытащила блюдо с омлетом-фриттатой из духовки и положила буханку нарезанного хлеба в микроволновую печь. Чарли развела замороженный апельсиновый сок, а Мэйвити достала масло и джем. Подтягивая обрезанные джинсы, притащился в кухню и Клайд; вид у него был трогательно потрепанный. Его взъерошенность очень обрадовала Чарли – с какой стати Бернине интересоваться парнем, который выглядит так, будто провел ночь на скамейке в парке?
Фриттата на столе блестела расплавленным сыром, от разогретого в печке сицилийского хлеба поднимался пар. Свежие апельсины, киви, манго и папайя, уложенные в большую вазу, манили чудесным ароматом. Все начали рассаживаться за столом, Дульси и Джо тоже присоединились к компании и уселись, облизываясь и не сводя глаз со стола. Чарли пожалела, что не может читать их мысли; впрочем, сейчас в этом не было никакой необходимости, поскольку совершенно очевидно – два маленьких халявщика ждут своей порции.
Когда все расселись, Вильма склонила голову, собираясь произнести молитву. Чарли нравилось, что ее тетя была человеком вполне современных взглядов, но, по семейной традиции, всегда читала небольшую молитву воскресным утром, и Чарли считала это хорошим началом недели.
Однако перспектива слушать утреннюю молитву, казалось, встревожила Бернину, и она смущенно отвернулась. Похоже, Бернина считала недопустимым в присутствии посторонних любое проявление искреннего благоговения или глубоких чувств, а возможно, подумала Чарли, такие переживания просто находились за пределами ее понимания.
— Благодарю Тебя за эти щедрые дары, — говорила Вильма. — Благослови эту землю, на которой мы живем, и животных, ее населяющих, и всех нас и каждого в отдельности в наших разнообразных и творческих трудах праведных.
— И благослови этих маленьких четвероногих созданий, — добавил Клайд.
