которого стал специально, какое отчаяние он испытал при известии, что Эссарец женился на Коралии, как злорадствовал при мысли о том, что теперь его месть будет еще изощреннее, так как для того, чтобы отдать Коралию вам, ее нужно отнять у Эссареца…
Одно за другим старик подавал письма Патрицию, который пробегал их с лихорадочной поспешностью, узнавая почерк отца. На страницах бесчисленное количество раз мелькали его имя и Коралии.
Вашеро некоторое время молча наблюдал за ним, потом спросил:
— Теперь вы не сомневаетесь больше, капитан?
Бельваль закрыл лицо руками.
— Но я видел его наверху в отверстии на крыше дома, где он нас запер! — глухо возразил он. — Он смотрел, как мы умирали, и его лицо выражало ненависть… Он ненавидит нас даже больше, чем Эссареца!
— Этого не может быть! Это галлюцинация! — возразил Вашеро.
— Или сумасшествие, — прошептал капитан.
В припадке отчаяния он с силой ударил по столу.
— Это неправда… неправда! — воскликнул он. — Этот человек не может быть моим отцом! Нет, нет! Этот негодяй…
Патриций заметался по каморке, потом остановился перед доном Луисом.
— Пойдемте отсюда, или я сойду с ума! Коралии грозит смертельная опасность, и ни о чем другом я сейчас думать не могу!
Вашеро покачал головой.
— Что? — повернулся к нему капитан.
— Я боюсь, что мой друг попал в руки человека, который его преследовал. Тогда как же он спасет эту несчастную…
Патриций вышел из каморки, пошатываясь, точно пьяный, и опираясь на руку дона Луиса.
— Она погибла, не правда ли?
— Нет, — живо возразил дон Луис. — Симон действует с лихорадочной поспешностью, чувствуя, что вся эта история близится к развязке. Поэтому в страхе у него вырвались неосторожные слова. Поверьте мне, жизни Коралии не грозит опасность, во всяком случае, у нас в запасе есть несколько часов.
— Но Я-Бон! Если Я-Бон наложил на него свою руку…
— Я приказал Я-Бону не убивать его. А главное для нас в том, чтобы Симон был жив. Тогда не погибнет и Коралия.
— Но почему? Из ненависти к ней? Что у него на уме?
Бельваль сжал руку дона Луиса и глухо произнес:
— Вы верите, что он мой отец?
— Симон Диодокис ваш отец, капитан, в этом не может быть сомнения!
— О, молчите! Бога ради, молчите… Это ужас, тьма, это безумие…
— Наоборот, капитан, тьма рассеивается…
Патриций остановился.
— А что если Симон вернется к Вашеро? — спросил он. — Если он приведет туда Коралию, а нас там не будет?
— Он сделает это, если найдет возможным, но теперь мы должны идти к нему.
— Но куда? В какую сторону? — в отчаянии воскликнул капитан.
— Туда, где находится золото, конечно. Именно там разыграется последний акт драмы. Очевидно, это должно произойти где-то неподалеку от хижины Берту.
Бельваль молча позволил взять себя под руку.
— Вы слышите? — внезапно воскликнул дон Луис.
— Да, выстрел!
Они находились недалеко от улицы Раймон. Капитану показалось, что стреляли где-то близко от особняка Эссареца.
— Может быть, это Я-Бон, — забеспокоился Патриций.
— Боюсь, что так, — согласился дон Луис. — А так как Я-Бон не стреляет, то, значит, стреляли в него. Ах, неужели погиб бедняга Я-Бон!
— А если стреляли в Коралию?
Дон Луис усмехнулся.
— Я, пожалуй, начинаю жалеть, что вмешался в вашу историю, капитан. До моего появления вы обладали даром провидения. А теперь куда все это девалось? Ну зачем Симон будет стрелять в Коралию, раз она находится в его власти!
Они поспешили к особняку Эссареца. В переулке все было тихо.
У Патриция был ключ, но калитка, ведущая в сад, оказалась запертой изнутри.
— Это значит, что мы можем воскликнуть, как в детской игре: «Горячо, горячо!». Увидимся на набережной, капитан. Я бегу к хижине Берту, — крикнул на ходу дон Луис.
Первые утренние лучи солнца уже пронизывали ночную мглу. Набережная была еще пуста.
В хижине Берту дон Луис не нашел ничего, что могло бы привлечь его внимание. Когда он присоединился к капитану, тот указывал ему на приставленную лестницу, лежавшую у подножия стены в саду. Дон Луис со свойственной ему проницательностью тут же оценил ситуацию.
— У Симона был ключ от сада, следовательно, лестницей пользовался Я-Бон, — решил он. — Он, наверное, видел, что сюда отправился Симон после визита к Вашеро, чтобы забрать Коралию. Забрал он ее или же…
Говоря это, дон Луис зажег фонарик и внимательно осмотрел тротуар и стену.
— Во всяком случае, — продолжал он. — Я-Бон теперь знает, где скрыто золото и где, между прочим, была, а быть может, и теперь находится Коралия.
— Вы уверены в этом? — тревожно спросил Бельваль.
— Как вам известно, капитан, Я-Бон всегда носил с собой кусочек мела. Смотрите, он начертил две прямые линии, а третью составляет стена сада. Он, впрочем, провел и там черту, и таким образом составился треугольник. Золотой треугольник.
— Но в таком случае выходит, — заметил Патриций, — что все произошло около полуночи или немного позже…
— Ну и что же?
— А выстрел? Ведь стреляли совсем недавно!
— Тут я в затруднении, — задумчиво сказал дон Луис. — Бедняга Я-Бон считает меня по простоте душевной всемогущим волшебником и потому убежден, что трех этих линий для меня вполне достаточно. Возможно, Симон до рассвета скрывался в своем убежище, а потом, решив, что ему ничего не угрожает, вышел, и тут-то на него и напал Я-Бон.
— Значит, вы думаете…
— Я полагаю, что между ними завязалась борьба и что Я-Бон был ранен, а Симон…
— А Симон убежал?
— Или умер. Во всяком случае, мы сейчас в этом удостоверимся.
Он приставил лестницу к стене и помог Бельвалю забраться по ней. Затем залез сам и перекинул лестницу в сад.
Наступало утро.
Обогнув дом, дон Луис, который шел впереди, внезапно остановился.
— Так я и знал! — воскликнул он и бросился вперед.
Перед дверью, ведущей в вестибюль, лежали два человека. У Я-Бона на голове была огромная рана, кровь из которой заливала ему лицо. Рукой он сжимал горло Симона. Подойдя ближе, дон Луис увидел, что Я-Бон мертв. Симон Диодокис, полузадушенный, еще хрипел.
Глава 17
Симон
Им стоило большого труда высвободить Симона из судорожно сжатой руки сенегальца. Даже мертвый, он не желал выпускать своей добычи, и его заостренные, точно у животного, ногти впились в шею
