Hyp на улице Нагмуддин. И никакой Илеш Сидра здесь не появлялся и в него не стрелял. И неизвестно, который теперь час. Тут он услышал, как в замке повернулся ключ, хлопнула входная дверь, и в коридоре зажегся свет. А вот и Hyp – улыбается, под мышкой большой сверток. Подошла, поцеловала.
– Принесла кучу всяких вкусных вещей, сейчас устроим пир…
Он нее пахло вином.
– Ты пила?
– Что поделаешь, издержки производства… Я только помоюсь, минутку… Вот тебе газеты.
Он проводил ее взглядом и впился в газеты. Утренние, вечерние… Ничего нового, но интерес к преступлению и к тому, кто его совершил, оказался значительно сильнее, чем он думал. Особенно старается газета Рауфа Альвана «Захра». С трогательной подробностью повествует о его воровском прошлом, детально расписывает налеты, о которых шла речь еще на суде, перечисляет ограбленные им дома богачей. И о нем самом написано немало: и про то, что он-де маньяк и что дерзость грабителя довела его до убийства. А какие огромные заголовки. Тысячи людей обсуждают сейчас историю его преступлений, смакуют пикантные подробности измены Набавии и заключают пари о его дальнейшей судьбе. Еще бы, он стал сенсацией. Страшно! Но вместе с тем он испытывает какую-то тщеславную гордость. Небывалое волнение охватывает его, мысли начинают беспорядочно путаться, легкий дурман пьянит голову. Ничего, он еще себя покажет. Если бы они только знали, о чем он тут думал, один, в тишине. Он выйдет победителем, пусть даже и после смерти. Один против всех, ну и что? Они ведь не знают, о чем думает человек наедине с самим собой. Не знают, что он думает о них, и не подозревают, глядя на эти фотографии, что глаза им лгут и речь идет вовсе не о каких-то чужих, незнакомых людях, а о них самих. Он умиленно посмотрел на портрет Саны, потом перевел взгляд па остальные снимки. Вот он сам – какое-то зверское выражение лица, а вот Набавия, которая вышла похожей на проститутку. И снова он глядит на портрет Саны… Смеется… Да, да, смеется, потому что не видит его и ничего не знает. Не отрываясь, он смотрит на ее портрет, как будто гипнотизирует ее взглядом, и вдруг понимает, что все напрасно, и слышит, как за окном печально вздохнула ночь. Если бы украсть Сану и уехать в такое место, где никто его не знает. Или напоследок, перед виселицей, увидеть ее еще хоть раз. Он встал, подошел к кушетке напротив, где в ворохе тряпья лежали ножницы, и аккуратно вырезал портрет. Когда Hyp вышла из ванной, он уже почти совсем успокоился.
Hyp позвала его в спальню, и он покорно пошел, удивляясь, как это она принесла ему все новости, а сама до сих пор ничего не знает. Увидел стол, ломившийся от еды,– Hyp не поскупилась – и почувствовал, как сильно он проголодался. Сел рядом с ней на тахту и ласково потрепал ее по мокрым волосам.
– Вот это, я понимаю, женщина! Не чета другим… Она повязала голову красной косынкой и принялась разливать вино в бокалы, все время улыбаясь его словам. Освеженная купанием, как человек, отведавший простой, но здоровой пищи, смуглая теперь уже без следов косметики на лице, – гордая от сознания, что он наконец с ней, хотя бы и ненадолго, она сидела рядом, спокойная, умиротворенная, и на душе у него тоже стало спокойно и бездумно.
– И это говоришь ты? – Она бросила на него недоверчивый взгляд.– Я иногда думаю, что скорее можно дождаться милости от полиции, чем от тебя…
– Да нет же, я правда по-настоящему доволен, что я с тобой…
– Честное слово?
– Можешь мне поверить. Твоя доброта обезоруживает…
– Так почему же она не обезоруживала тебя прежде? Да, видно, победа, одержанная без труда, не способна вытравить из памяти горечь поражения.
– Раньше? Раньше у меня не было сердца. – А теперь?
Он поднял свой бокал.
– Давай-ка лучше выпьем…
Они с удовольствием принялись за еду.
– Ну а что ты без меня делал? – спросила Hyp. Он повертел куриную косточку в тарелке с соусом.
– Сидел в потемках, смотрел на могилы… У тебя кто-нибудь здесь похоронен?
– Нет, мои все на кладбище в Блина… Помолчали. Hyp, гремя тарелками, принялась убирать со стола.
– Я вот тебя о чем хотел попросить, – заговорил он. Купи-ка мне материи на офицерский мундир.
– Зачем?
– А я в тюрьме научился шить, разве ты не знаешь?
– Ну а мундир тебе зачем? – В голосе ее звучала тревога.
– Считай, что меня призывают…
– Ты что, не понимаешь? Я не хочу потерять тебя снова.
– За меня бояться нечего,– сказал он и сам удивился своей уверенности.– Если б не предатель, они бы меня и тогда не схватили.
Она только вздохнула.
– Ну хорошо,– сквозь зубы процедил он,– а разве тебе самой никогда ничто не угрожает? – И улыбнулся: – Ну, например, какой-нибудь бандит в пустыне?
Она не удержалась от смеха. Потом прижалась, поцеловала.
– Пожалуй, ты прав! Чтобы жить, надо забыть о страхе.
Он кивнул головой на окно: – И даже о смерти?
– Ой, что ты говоришь? – испуганно воскликнула она, но тут же задорно добавила: – А вообще-то я и о ней забываю, когда судьба сводит меня с тем, кого я люблю.
