– Есть хочу…
– Помилуй, неужто только за этим вышел?
– Что поделаешь? Сейчас ничему не приходится удивляться.
– Пойду пришлю тебе кебаб. Но ты бы, правда, все-таки поостерегся…
– Ничего, бывали в переделках и похуже этой…
– Не скажи… Из-за последнего налета все на тебя теперь зубы точат.
– Так оно всегда и было…
– Угораздило же тебя связаться с таким важным человеком!
Тарзан ушел. Через час мальчик принес кебаб, и он с жадностью набросился на еду. Потом он сидел на песке, в небе висела почти полная луна. Он глядел на далекий огонек на холме и живо представлял себе завсегдатаев кофейни Тарзана. Сидят, балагурят, кто в доме, кто снаружи. Все-таки нет на свете ничего противнее одиночества. Среди людей он чувствовал себя великаном. Любил, повелевал, был героем. А без этого и жить не стоит. Интересно, вернулась ли Hyp? И вообще вернется ли? Дома ли она, или снова его ждет гнетущее одиночество?
Он встал, отряхнул брюки и пошел к роще, чтобы оттуда выйти на дорогу, огибающую гробницу Мученика с южной стороны. Он уже дошел до того места, где недавно подкарауливал Баязу, когда перед ним как из-под земли выросли две тени.
– Ни с места! – крикнул один. Говор был деревенский.
– Документы! – рявкнул другой.
В лицо ударил луч карманного фонаря. Он быстро опустил голову, будто спасая глаза от резкого света, и с бешенством крикнул:
– Кто такие?.. Отвечать!
Его повелительный тон, видимо, смутил их. К тому же при свете фонаря они разглядели его офицерский мундир.
– Извините, ваша честь, в темноте не разобрались!..
– Кто такие? – повторил он, стараясь придать голосу неподдельную ярость.
– Из корпуса Вайли, ваша честь…
Фонарь погас. Но он успел заметить, как один из них что-то уж слишком пристально его разглядывает. Как будто заподозрил неладное. Раздумывать было некогда. Два молниеносных удара, правой и левой, в брюхо, одному и другому. А теперь в челюсть одному и под вздох другому. И вот уже оба, не успев опомниться, без памяти валяются на земле. А теперь прочь, как можно скорее! На углу улицы Нагмуд-дин он на мгновение остановился, чтобы убедиться, что за ним нет погони, и только потом вошел в дом. По- прежнему никого. То же одиночество, уныние и тревога. И тот же мрак. Он сбросил мундир и в тоске повалился на кушетку.
– Hyp, где ты?
С тобой что-то случилось. Может, тебя сцапала полиция? Или на тебя напали какие-нибудь негодяи? Сердце говорит мне, что ты попала в беду. Знаю, я больше тебя не увижу… Ему стало отчаянно грустно. И вовсе дело не в том, что он вот-вот лишится надежного убежища. Нет. Он потерял любящее женское сердце. Он глядел в темноту и видел ее улыбку, вспоминал ее ласку, ее несчастное, жалкое лицо, и сердце его сжималось. Да, видно, он был привязан к ней больше, чем думал. Она стала частью его нелепой, растерзанной жизни, которая теперь висит на волоске. И, зажмурившись, он признался самому себе, что любит ее и готов отдать жизнь, лишь бы она вернулась целой и невредимой. Кто пожалеет о ней, если она погибнет? Никто. Ни один взгляд простого сострадания не будет брошен в ее сторону. Одинокая, обездоленная женщина в океане равнодушия и враждебности. Вот так же и Сана в один прекрасный день обнаружит, что никому нет до нее никакого дела. Даже подумать страшно. В бессильной злобе он выхватил револьвер и прицелился в темноту, готовый уже сейчас встретить неведомое грядущее. Нет, все напрасно, напрасно… И он сражался с кошмарами Тишины и Мрака, пока не уснул перед самым рассветом.
Когда он открыл глаза, было уже светло. Он понял, что его разбудил стук в дверь. В тревоге он вскочил и на цыпочках подкрался к двери. Стук повторился. А вот и голос. Женский голос. «Госпожа Hyp!.. Вы слышите? Госпожа Hyp!..» Кто эта женщина и что ей надо? Он вернулся в комнату и на всякий случай взял револьвер. А вот и мужской голос: «Наверно, ее нет дома». И опять женский: «Да нет, она в это время всегда бывает дома! И за квартиру она всегда аккуратно платит». А, так это, значит, хозяйка. Снова яростный стук в дверь, и снова женский голос: «Сегодня уже пятое число, я не могу больше ждать!» И оба, сердито о чем-то переговариваясь, ушли.
Теперь уже не только полиция, но и сами обстоятельства против него. Хозяйка, конечно, не станет долго ждать и рано или поздно взломает дверь. Так что самое разумное – это уйти отсюда, и чем скорее, тем лучше. Вот только куда?
XVII
Днем опять пришла хозяйка, снова стучала в дверь, и вечером тоже. Уходя, она бросила: «Ну нет, госпожа Hyp, всему есть предел!»
В полночь он выбрался из дома. Хотя теперь уверенность окончательно покинула его, он шел неторопливо, будто прогуливался. Несколько раз ему показалось, что прохожие – это переодетые шпики, и он уже приготовился к последней отчаянной схватке. После вчерашней ночной драки полиция, конечно, оцепила весь квартал у кофейни Тарзана. Он свернул на горную дорогу. Сильно хотелось есть. Шейх Али Гунеди – вот у кого он найдет приют, хотя бы на время, чтобы собраться с мыслями. А там – видно будет. Он осторожно проскользнул во двор, окруживший его тишиной, и тут только спохватился: его мундир! Он остался на квартире у Hyp. Экая досада! Но теперь уже поздно, ничего не поделаешь. Он решительно переступил порог. В комнате горел светильник. Шейх Али, скрестив ноги, сидел в углу и шепотом молился. Саид приплелся в глубь комнаты, туда, где у стены были сложены его книги, и устало опустился на пол. Шейх продолжал молиться.
– Добрый вечер, владыка,– сказал ему Саид.
