Шейх поднес руку к голове, отвечая на приветствие, но молитвы не прервал.
– Я голоден, владыка.
На этот раз подействовало. Шейх посмотрел на него отсутствующим взглядом и кивнул на поднос с инжиром и хлебом. Не раздумывая, Саид набросился на еду, подчистил все, что было на подносе, но не наелся и вопросительно взглянул на шейха.
– У тебя нет денег? – спросил тот.
– Есть.
– Тогда пойди и поешь.
Саид промолчал. Шейх поглядел на него с любопытством.
– Когда же ты наконец успокоишься?
– Наверное, уже на том свете…
– Вот потому-то ты и голоден, хотя и с деньгами.
– Может быть…
– А я тут читал стихи о печалях, но на сердце у меня было радостно…
– Ты счастливый человек…– И со злобой добавил: – Подлецы ускользнули! Как же могу я быть спокоен?
– Сколько же их?
– Трое.
– Благословен мир, если в нем всего лишь трое подлецов.
– Да нет, их много, но я враждую с тремя…
– Значит, никто не ускользнул…
– Да, но какое мне дело до всего мира?
– Человек за все в ответе. И за этот мир, и за мир иной… Саид нетерпеливо фыркнул.
– Терпение свято,– сказал шейх,– и оно освящает все вокруг…
– Но преступники спасаются от кары, а невиновные гибнут! – печально усмехнулся он.
Шейх вздохнул.
– Когда же мы обретем сердечный покой под сенью Закона?
– Когда закон этот будет справедлив!
– Он всегда справедлив. Саид сердито тряхнул головой.
– Вот только жаль, что покрывает подлецов…
Шейх улыбнулся и ничего не ответил. И Саид решил, что пора переменить тему разговора.
– Я лягу лицом к стене. Не надо, чтобы меня здесь видели! Я пришел к тебе искать приюта. Помоги мне укрыться!
– Приют дает нам лишь Всевышний…
– Ты не хочешь мне помочь? – встревоженно спросил он.
– Помилуй, что ты…
– Неужели даже ты, чья добродетель всем известна, не в силах меня спасти?
– Если хочешь, спаси себя сам.
«Но я – убийца»,– про себя подумал Саид и вслух добавил:
– Можешь ли ты выпрямить кривую тень?
– Мне нет дела до теней,– спокойно ответил шейх. Воцарилось молчание. За окошком, сквозь которое лился лунный свет, проснулась и зашевелилась жизнь. «В ней твое искушение…» – мурлыкал шейх. Да, он всегда найдет, что сказать. А все-таки, владыка, дом твой – ненадежное место, хотя сам ты – воплощение верности. И я должен бежать, чего бы мне это ни стоило. И пусть тебе, Hyp, поможет хоть счастливая случайность, если не помогли справедливость и милосердие. Но как я мог забыть там мундир? Я же свернул его, приготовил, а в самый последний момент забыл. Видно, бесконечное тревожное ожидание в темноте, бессонница и одиночество убили в тебе осторожность… Если они найдут мундир, они нападут на твой след. Приведут собак, окружат, и тогда – конец трагедии, которой газеты развлекают своих читателей.
– Я хотел просить тебя обратить свой лик к небу,– заговорил вдруг шейх, – но ты, опередив меня, заявил, что обратишь его к стене!
– А ты забыл, что я сказал тебе про подлецов! – воск-ликнул Саид.
– «Если забыл, вспомни Господа своего!» – нараспев прогудел шейх.
Какая тоска. Он закрыл глаза и снова подумал: как я мог забыть там мундир?
Тревожное предчувствие не давало покоя.
– «И если спросят: «Знаешь ли ты средь заклинаний и снадобий такое, что способно отвратить волю Всевышнего!» —и ответствуй: «На все Его воля»,– пробубнил шейх.
