Студент-торгаш сдвинул на затылок бейсбольную кепочку, протер профессорские окуляры, поразмышлял с полминуты.
- Ладно. Ради вас, Зоя Михайловна, так и быть - рискну. Да и пора мне дело укрупнять. Пойдемте
Ковалев собрал в громадную наплечную сумку свое товарное барахло, попросил соседа по прилавку приглядеть за местом.
По дороге Зоя не утерпела, спросила:
- Вы меня, Яков, извините, но я поражена. Ведь вы учились отлично, немецким владеете уже на уровне...
- На 'отлично' учиться не трудно, Зоя Михайловна, если голова есть. С дипломом учителя прожить трудно - вот в чем беда-то. Я ведь, если откровенно, поступал на иняз от души, и вправду хотел учителем стать. Вроде героя Тихонова в 'Доживем до понедельника'... Э-э, да что там! Сейчас всё перестроилось, и планы мои тоже перевернулись. А немецкий... Он не пропадет, спасибо вам, Зоя Михайловна. Вот поднакоплю, как по политэкономии учили, первоначальный капитал, язык тогда и пригодится - будем с Германией связи налаживать. И все будет зэр гут...
Зоя слушала вполуха, а сама все пыталась утвердиться - какую цену запросить?
В квартире Ковалев разулся в прихожей, оставил здесь же сумку, прошел в комнату, цепко осмотрелся. Помог хозяйке вытащить из угла, из-за тумбочки с телевизором, резервный пылесос в коробке. Раскрыл, вынул машину, осмотрел-ощупал со всех сторон, включил в розетку, послушал гул, провел щеткой по ковру.
- Ну и сколько же, Зоя Михайловна?
- Тридцать пять.
- Гм, - начинающий бизнесмен наморщил лоб, еще раз оценивающе осмотрел 'Ракету'.
- Простите, Зоя Михайловна, но он в магазине за сорок пять 'штук' свободно стоит. На нем трудно навар сделать... Тридцать.
Зоя взглянула в глаза бывшего именного стипендиата через его стеклянную броню - креста на нем нет! Впрочем, крестик у Ковалева как раз имелся-болтался поверх майки. Все ее расчеты предварительные продолжали рушиться. Ковалев вынес коробку в прихожую, покопался в сумке, вынул полиэтиленовый сверток, выудил оттуда запечатанную пачку пятисотрублевок, послюнявил пальцы, отсчитал шестьдесят ассигнаций. Зоя молча стояла, смотрела на бывшую гордость факультета иностранных языков.
- Зоя Михайловна, а может еще что хотите загнать? - неожиданно спросил Ковалев. - Я возьму, если - вещь.
Зоя встрепенулась: и правда, что бы еще продать?
- Может, книги?
Скупщик прошел в комнату, глянул мельком на стеллажи - Достоевский, Чехов, Пушкин, - скривился, пренебрежительно хмыкнул:
- Ну нет, на таких книгах сейчас не заработаешь. Вещи нужны.
- А-а, - вспомнила Зоя, - вон музыкальный центр. Мы им редко пользуемся, он практически новый.
Ковалев опять лишь бегло осмотрел сборную горку радиоаппаратуры в углу у серванта: усилитель 'Вега', магнитофон-приставка 'Радиотехника', проигрыватель 'Ария', усилители 'С-30Б' - задумчиво посвистал, приложив палец к губам, вынес наконец вердикт:
- Нет-с, Зоя Михайловна, на этом тоже много не огребешь - громоздко, а спрос небольшой. Вот если б импортная музыка была... А вот, я вижу вон там пишмашиночку - 'Унис', кажется? Вот это я бы взял.
Зоя автоматически, не раздумывая, сразу и наотрез: нет, ни в коем случае! Этой портативной пишущей машинкой более всего дорожил Игорь. Он даже не раз, в пылу семейной конфронтации, заикался, что-де, если уйдет из дома, то прихватит с собою только 'Унис' и 30-томник Достоевского...
- Ну что ж, ну что ж, - медленно обводил жадными очами комнату новоявленный нувориш. Зоя как бы его взглядом тоже окинула свои владения: да-а, не шибко-то роскошно - и своровать особо нечего.
- А знаете, Зоя Михайловна, - решил бывший институтский отличник, - я бы еще ковер взял. Вон тот на стене.
Над диваном висел красный шерстяной ковер-красавец - гордость и отрада Зои. Покупали его еще по спискам, в очереди почти год числились.
- Сколько? - упавшим голосом спросила она.
- Скажу честно: у меня осталось семьдесят 'штук' - все отдам.
Зоя поколебалась, но семьдесят тысяч - весомая добавка.
- Снимайте.
Ковалев шустро вспрыгнул на диван-кровать, кряхтя и охая от усердия, снял с гвоздиков тяжелый ковер, свернул-укатал в рулон, расплатился, ушел, согбенный и счастливый, бросив напоследок:
- Ауфвидерзеен, Зоя Михайловна! Если что - обращайтесь, всегда помогу.
Зоя, закрыв за ним дверь, села в любимое кресло, пересчитала капиталы двести восемнадцать тысяч. Меньше половины. Она долго и отрешенно смотрела на непривычно голую стену над супружеским ложем- диваном. Страшная усталость глыбой навалилась на сердце. Зоя решила взбодриться, нарушить режим отправилась на кухню, достала кофемолку.
Пока варился кофе, она еще и еще раз пошарила в воображении, в памяти проверила, есть ли какие- нибудь выходы... Увы, оставалось только одно последнее средство - 'Рубин'. Господи! А вдруг он тоже в воскресенье не работает?
Зоя, не допив горький кофе, возбудившись и без него от страха, кинулась в комнату, к серванту, выпотрошила свою заветную дамскую шкатулочку. Среди янтаря, финифти, мельхиора, меди, бирюзы и прочей полу- и четвертьдрагоценной ювелирной мелочи, накопляемой годами, в отдельном футлярчике покоилось золото: два обручальных кольца, сережки в виде ромбиков, цепочка и перстенек с изумрудиком. С неделю назад Зоя заглядывала в 'Рубин', любовалась на витрины - в ценах примерно разобралась. Хотя в скупке, конечно, безбожно будут занижать - так что надо с запасом рассчитывать.
Итак, обручальные кольца сразу в сторону: очень, говорят, дурная примета потерять или продать свадебное кольцо - семье тогда не сохраниться. Зоя сама себе усмехнулась: да-а-а, их семья, видно, на обручальных кольцах только и держится. Недаром они с Игорем так их берегут, даже вот решили не носить от греха подальше. Серьги... За них можно сто тридцать запросить. За цепочку - сто двадцать... Эх, опять не хватит! Придется и перстенек любимый - подарок матери - отдавать, тысяч за сто. Ого, триста пятьдесят набегает. Это более чем с лихвой, еще и на хлеб-чай останется...
Ну уж если пошли по дороге колдобины да рытвины, то и конца им не видать. По пути Зоя заскочила в Дом торговли, потешила любопытство: такой ковер, какой утартал у нее Ковалев, стоил сто двадцать тысяч. За спасибо, выходит, отдала. А тут еще - ювелирный магазин сам-то работал, а вот скупка отдыхала. И, как тут же пояснили расстроенной Зое всезнающие женщины в деревенских платочках, отдыхает скупка уже несколько дней и закрыта будет неизвестно сколько. Оказывается, это 'мафиози', торгующие золотишком, прикрыли государственную скупку. Они все могут, 'мафиози'-то! Аллес! Приехали. Полнейший тупик. Зоя стояла на крыльце 'Рубина', думала. Ее кто-то потянул за рукав кофты.
- Паслушай, красавица!
Глянула - цыганка, старая, седая, беззубая, с требовательным бесстыдным взглядом.
- Золата куплю, многа денег дам. Не пажалеешь! Многа-многа денег дам. Прадавай золата!
Зоя инстинктивно отпрянула, вырвала рукав. Она старалась не разговаривать с цыганками, обходила их стороной. Однажды, еще на первом курсе института, она поехала на выходные домой. У входа на автовокзал ее перехватили две цыганки, молодые, улыбчивые, напористые, - закружили, обворожили, чего-то наболтали. Когда Зоя-студенточка пришла в себя, у нее исчезло уже колечко с пальца и не осталось в кошельке ни копеечки, даже на билет до родимой Тынковки. Пришлось через весь город возвращаться в общежитие, одалживаться у Арины...
Но на сей раз - делать нечего - Зоя переборола себя, поддалась на диалог.
- Я дешево не отдам.
- Ай, не нада дёшева! Я дорага дам! - оживилась еще более старая карга. - Пашли, пашли, красавица! Я наперед деньги атдам!
Она повлекла Зою под арку, здесь же, рядом, зыркнула по сторонам.
- Чево у тебя, красавица?
